Дмитрий Виноградов - Центурион Македонского

– Ты песни знаешь? – спросил Петя.

– Не особо, – Вася почесал бодбородок, – в лесу родилась елочка – помню.

– Надо будет выучить пару, – Петя толкнул друга к выходу, – музыканты здесь неплохо зарабатывают.

Выйдя на поверхность, напугав молоденькую девушку, своим экстравагантным видом, Петя и Вася пошли кушать. Сейчас сложно умереть с голоду, если действительно хочется кушать. Пищу выбрасывают, ею кормят котов и голубей. Если вы не поленитесь, и из спортивного интереса загляните в ближайшую урону, то наверняка увидите свое любимое лакомство, слегка покусанное, послюнявленное. Вы можете возмутится, как же так! Что бы я питался из мусорки! Позвольте не поверить в Вашу искренность. Если в урне будут лежать золотые часы, или пусть даже колечко, или сережка, неужели вы не пересилите свою брезгливость? То-то и оно. Вся разница в шкале оценки. Петя и Вася, шли скорым шагом. Точнее Вася торопился за Петей. Тот шел, как маркиз по залу, зная куда, зная за чем. Собака, чистенькая и вычесанная, на поводке и с бантиком на голове, залилась лаем, пытаясь вцепиться в брючину Пети.

– Фу, Фабиан фу, – хозяйка, буржуа, по собственному мнению, судорожно отдернула песика от представителя дна, – напугали маленького, ходят тут всякие.

Песик ловко заскочил на руки, подставляя губы для хозяйского поцелуя, и писая одновременно на кофту.

– Ничего мальчик, – целуя его носик, проворковала тетенька, – не волнуйся, мамочка постирает.

Открыв шкаф, Михаил Антонович, задумался. Его глаза прошлись вдоль висящих пиджаков. Следом пробежали пальцы. Сняв новый, коричневый, доставшийся ему от располневшего соседа, Михаил Антонович покрутил его и повесил обратно. Сжав губы, он вытащил свой ветеранский пиджак. Старенький, местами зашитый, с блестящими в якорях пуговицами, с тремя рядами медалей, двумя орденами Красного знамени, и двумя полосками ранений, он придавал старику силы. Накинув его на плечи, он посмотрел в зеркало, одернул лацканы, накинул сетчатую панамку, взял тросточку и вышел из квартиры. Выйдя из подъезда, он чуть не угодил под колеса машины.

– Куда прешь старый пень, – закричал коротко стриженный молодой человек, – напялил цацки как на девятое мая.

Михаил Антонович прошел мимо, не обращая внимания на водителя. БМВ, ударил громом музыки, взвизгнул колесами и сорвался с места как ракета, обдав ветерана газами. Дождавшись муниципального автобуса, старик бодро вскарабкался по ступеням, сел на свободное место и поехал в собес.

Очередь в собес, напоминает музей восковых фигур. Счастливые люди сюда не ходят, а несчастные сидят молча. Оглядываясь на приходящих, они ждут своей очереди, изредка улыбаясь встретив знакомые лица. Михаил Антонович, занял очередь, проверил еще раз пенсионное, ветеранское удостоверения, поправил орден и стал ждать. Очередь двигалась шустро, специалисты не вдаваясь в детали, выслушивали жалобы, уточняли адрес и выпроваживали из кабинета.

– Садитесь, – женщина краем глаза глянула на медали и решила, что посетитель станет клянчить гуманитарную помощь.

– Дочка, – старик улыбнулся.

– Одну минуту, – женщина сняла трубку с дребезжащего телефона.

Старик смотрел на портрет Путина, висевший на стене. С открытой улыбкой, с добрыми глазами, он выглядел другом всех пожилых.

– Слушаю, – дама положила трубу.

– Я…, – старик привстал со стула.

– Фамилия, – женщина одернула Михаила Антоновича.

– Абросимов, – старик сел.

– Автомобилей нет, – чиновница решила, что старик очень вежлив.

– Каких автомобилей? – не понял Михаил Антонович.

– И путевок тоже, – женщина решила заставить старика прекратить улыбаться, – на этот год розданы. И на следующий тоже, – добавила для убойности дама.

– Люда, – дверь распахнулась как от урагана, – ты слышала? В Америке самолеты дома взрывают. Пол миллиона убитыми…

– Да ты что! – забыв о посетителе, женщина вскочила с места.

– Прямо в небоскребы…жертв куча…

– Да…, теперь и у них попрошаек прибавится, – дама зыркнула на старика.

– Естественно! – защебетала вошедшая, – одних пособий родным на миллиарды…

– Ужас…, – Люда поправила прическу, – а точно пол миллиона?

– Может даже больше.

– Кошмар!

– Извините, – терпение Михаила Антоновича стало подходить к концу, – мне бы…

– Совести совсем у людей нет, – вошедшая покосилась на старика, – в Америке траур, а им плевать.