Ростислав Соколов - Глаза истины - тень Омбоса. Часть 1. На тропе возмездия

– Они ускоряют темпы, – сказал Ковальский, все так же стоявший, опершись на край стола и скрестив руки на груди. – Это по-своему умно: они не дают нам расслабиться. Пока все силы будут сконцентрированы на разгребании последствий одного взрыва, они смогут произвести следующий. А оцепить все оставшиеся вокзалы столицы мы не сможем без веских на то оснований, так как парализуем железнодорожное сообщение в столице. Нам нужно сузить круг поисков и оцепить конкретный вокзал.

– Но никакой четкой системы тут не прослеживается! Они как будто бьют наугад.

– Нет-нет, вы ошибаетесь, Алиса, – авторитетно заявил Ратцингер. – Сеттиты известны своим структурированным и систематическим мышлением. Они очень тонкие стратеги. На них такое не похоже. И тем более наш осведомитель сказал, что это своеобразный ритуал, а значит, в нем должна быть система, которой мы не видим.

– Он уже один раз солгал нам, – возразил Ряховский. – У нас нет никаких оснований ему верить.

– Тем не менее место и время теракта мы вполне могли вычислить…

Для Марго их спор заглушился, отошёл на задний план, девушка сосредоточилась на карте и уже определилась со своим решением: она не отступится и не сдастся. После неудачи на Рижском вокзале нельзя было допустить, чтобы сеттиты снова одержали победу. Ей казалось, будто это её личный долг. Если для федералов это было всего лишь работой, ни больше ни меньше, то в её случае преуспеть было бы равносильно тому, чтобы получить прощение отца. Он ушел из жизни, а она даже не имела возможности проститься с ним и извиниться. Может, если она завершит его дело, то это снимет хотя бы половину груза вины?

Я Кларисса Старлинг, спасающая маленьких ягнят…

В очередной раз отмахнувшись от мешавших ей философских рассуждений, Маргарита Романова сосредоточилась на карте, где раз за разом проходила один и тот же маршрут. Начиная с Белорусского вокзала, она спускалась слева направо сверху вниз к Курскому, затем наоборот, справа налево к Киевскому, а затем снова слева направо и вверх к Рижскому.

Чтобы не напрягаться лишний раз, девушка схватила со стола карандаш и начертила три жирные перекрещивающиеся линии. Закончив, она сделала несколько шагов назад и взглянула на целую картину. Образовавшиеся линии напоминали начало геометрической фигуры, уже встречавшейся им сегодня.

– Смотрите… – произнесла она с придыханием, заставив всех остальных непроизвольно замолчать. – Кажется, я поняла.

Она снова приблизилась к карте и провела четвертую линию, почти вертикальную с севера на юг. От Рижского вокзала она уткнулась в Павелецкий, а затем повела еще одну линию на северо-запад, замкнув фигуру.

– Пентаграмма… – проговорил Ковальский, уставившись на карту с едва заметным содроганием, словно она стала дьявольским артефактом. – Её же перед смертью начертил на полу комнаты твой отец.

– Но там была еще одна линия, – напомнил Ратцингер.

– Видимо, он начинал рисунок дважды, – сказала Марго. – В первый раз не получилось, и он стер линию, но кровь уже впиталась в половицы, оставив следы. В любом случае он все-таки смог выяснить у сеттитов конфигурацию расположения мест терактов.

– А захваченный нами культист сказал, что они не используют пентаграмму в своей символике, – усмехнулся Ковальский.

– Потому и сказал, чтобы сбить нас со следа, – процедил Ряховский. – Не будьте такими наивными. Он крепкий орешек и не будет сдавать своих людей и их планы. А если и скажет что-то, то максимально запутанно, чтобы мы ни черта не поняли. По-хорошему я бы ему вообще не верил.

– Но у нас все равно нет других зацепок, кроме тех, что дал он, – напомнила Марго, стараясь говорить спокойно и уверенно. – Если вы правы и именно сеттиты убили моего отца, то они унесли из его квартиры все, что могло навести нас на их след. Других вариантов нет, это наш последний шанс.

– Раз он соврал о пентаграмме, которая четко прослеживается в последовательности их действий, то он мог соврать и в остальном.

– Будем действовать осторожно, – встрял Ковальский. – Предлагаю компромисс. Мы действуем с оглядкой на его слова, но нужно четко понимать, что чему-то можно верить, а чему-то не стоит. В последнем случае нам следует действовать наоборот. Как например, с пентаграммой. Что-нибудь еще он говорил такого? Сомнительного?