Павел Козлов - Исчезая с рассветом

Но не больше. Нет, никак не больше.

Хотя… Что такое столетие для Шпиля? Заметит ли она, когда век пройдет?

Быть может, мир разрушится уже завтра…

Она задумчиво постучала ногтями по столу, поправила прическу (в чем совершенно не было необходимости, потому как ее раздражающе прямые волосы упрямо отказывались изображать хоть какое-то подобие художественного беспорядка), еще раз наклонилась к телескопу и… вздрогнула.

Десс поняла, что у нее будут гости, еще за секунду до того, как они соизволили заявить о своем прибытии, – старые инстинкты до сих пор иногда давали о себе знать.

И вскоре в дверь действительно постучали: три отрывистых удара, пауза и еще два стука немного тише.

Их старый сигнал.

Десс закрыла глаза и откинулась на спинку стула. На ее губах промелькнул призрак усталой улыбки. Дверь была за ее спиной, но ей не было никакой нужды поворачиваться.

– Не заперто, – объявила она.

Дверь скрипнула. Неужели ее тоже придется смазывать? Наверное, в следующем месяце.

– Опять смотришь в пустоту, милая Беглянка? – съязвил голос.

Десс вздрогнула резким движением руки захлопнула ставню. Кисть отозвалась ноющей болью.

А что, если бы это был не он? Что, если кто-то другой проведал про их секретный сигнал и сейчас…

Нет, это было решительно невозможно. Что, впрочем, не оправдывало ее неосмотрительность.

– Право, Деспона, к чему такая скрытность? Неужели между нами остались секреты?

Десс сделала все возможное для того, чтобы не надуть губы, и ловко развернулась вместе со стулом.

Бард широко улыбнулся и многозначительно развел руки в стороны, как будто ожидая, что она прыгнет к нему в объятия. Но Десс была не так проста. Десс решила не поддаваться.

Хотя это было гораздо сложнее, чем можно было подумать. Боги милосердные, ей больше всего на свете хотелось улыбнуться ему в ответ и обнять его крепко-крепко. Но вместо этого она скрестила руки на груди, втянула губы и даже немного прищурилась. Он догадается, почему. Не может не догадаться.

– Что у тебя с рукой? – обеспокоенно спросил Бард. Улыбка оставила его губы, и даже его глаза сделались непривычно серьезными.

Десс удивленно проследила за его взглядом и посмотрела на собственную кисть. На тыльной стороне ладони правой руки, очень неудачно оказавшейся открытой его взору, и вправду красовалась громадная свежеприобретенная ссадина. Вид у нее был достаточно жуткий.

– Ерунда, – заявила Десс и поменяла руки местами таким образом, что последствия ее бессилия оказались спрятаны в изгибе рукава ее черной рубахи. Дабы усилить впечатление, Десс закинула одну ногу на другую и гордо выпрямилась.

– Отличные сапожки, – отметил Бард, кивая на ее обувь. – Высокие, как ты любишь. Снова почти вся в черном, и все то же неизменное сероватое трико.

– А ты опять вырядился, как последний придворный шут, – парировала Десс.

– Милая Деспона, если наличие в облачении человека более одного цвета вызывает у тебя ассоциации с шутовским нарядом, мне тебя искренне жаль. А у меня их всего, дай-ка подумать… три! Я, извини меня, менестрель, и должен выглядеть презентабельно.

Футляр с лютней появился из-за его спины и мягко скользнул на пол по его предплечью. А что это было с футляром? Неужели царапина? Бард берег свою лютню как зеницу ока.

Десс нахмурилась, признавая его правоту. Белая рубаха с кружевными манжетами, плащ непонятного темного цвета, который в тускловатом освещении ее комнаты казался воистину черным, но на самом деле наверняка отдавал синевой… Пара штанов земельных оттенков и сапоги под стать… Настоящий походный ансамбль бывалого путешественника с претензией на аристократизм. Строго, эффектно, таинственно. Незамысловатый по большей части покрой скорее намекал на двойное дно, недели выдавал простоту, а качество ткани лишь подтверждало неизбежные подозрения.

Обладатель всего этого великолепия смотрел на нее черными глазами из-под беспорядочного сплетения столь же черных волос, которое при определенном желания можно было бы посчитать челкой. В глазах читался до боли знакомый Десс озорной сарказм, не лишенный, впрочем, определенной теплоты. Его скулы были высоким, кожа – смуглой, рот тонким и решительным, нос дразнил намеком на горбинку.

Вот уже который раз, глядя на него, Десс поймала себя на мысли, что он был во всем ее полной противоположностью. Ее плавный овал лица и его резковатые, порывистые черты; ее четкость и его грубоватая мечтательность. Десс снова втянула губы. Интересно, что он думал о ней? Думал ли он о ней вообще? Какой он видел ее? Она еле удержалась от того, чтобы провести рукой по своим гладким волосам цвета темного меда.