Анна Велес - Смерть во имя истины

– Прости, но нет. Я не останусь в стороне, – решительно сказал юноша. – Учитель мой был добр ко мне и в душе моей живут лишь светлые воспоминания о нем. И в память о нем, я должен узнать правду о его смерти. …Чего бы мне этого не стоило.

– Ты уверен?–очень серьезно глядя на ученика, спросил Саймей.

Арам уверенно кивнул, даже не раздумывая.

– Ладно, – Посланник немного нахмурился. – Скажу тебе откровенно, Арам. Я собирался брать себе в помощники кого-то из старших братьев, чтобы тебе не доставлять лишних страданий. Но если уж ты так уверен … Но учти. Тебе придется беспрекословно подчиняться мне. А мои приказы могут быть для тебя крайне не приятны.

Юноша еще раз упрямо кивнул, соглашаясь на его условия.

– Что ж, – Саймей еле заметно улыбнулся уголком рта. – Похоже передо мною представитель не только древнего, но и славного рода.

Юноша порывисто поднял взгляд на него, и такая теплота и радость была в его взоре, что Посланник даже растерялся.

– Позже я прошу тебя больше поведать мне о роде твоем, – попросил он юношу, зная, что это доставит ему радость. – Но это в другой день. Сегодня, после встречи с братом Веспасом, мы заново и тщательно осмотрим кабинет учителя твоего. Мы разберем свитки и сложим их обратно, как должно. Боюсь, все время до ночной службы у нас будет занято.

– Я готов, – сообщил ему юноша, убирая блюда.

–Идем, – велел Посланник. – Пока будем трапезничать, я уверен, мы окажемся под пристальным вниманием твои братьев. Смотри и ты за ними. Будет интересно.

И с этими словами Посланник покинул комнату.

Шагая к открытым дверям Храма, Посланник привычно поднял взор на чашу, что была вырезана в камне над входом. Этот символ благодати господней украшал каждый дом его, здесь в общине он был покрыт позолотой, и блестел в лучах святила. В душе Саймея зарождалось ощущение чуда и радости приобщения к нему. Некое почти детское предвкушение встречи с волшебством охватило его, как бывало с ним всегда при вступлении в Храм Пастуха, Истинного Господа нашего. Внутри было сумрачно и прохладно. Каменная кладка стен стойко противостояла духоте, создавая внутри Дома Пастыря ощущение благодати.

Они миновали небольшой узкий предбанник, совершенно лишенный мебели, и от того казавшийся странно пустынным, будто грань, отделявшая мир светский от духовного откровения, таящегося там, в сердце Дома. Посланник окинул взором это пустынное пространство: белые стены, колонны и скудную роспись. Эта часть Храма была предназначена для женщин. Но таковых не было в общине сей.

В родном Визасе, да и во многих провинциях, где доводилось бывать Саймею, особенно в северных землях империи, к женщинам относились терпимее. Бывал Посланник в общинах, где женщин допускали в первые пределы Храма, и где они получали право жить в общине вместе с мужами своими и даже ели в общей трапезной за отдельным столом. Ведь Пастух, Истинный бог наш, допускал разговоры с женами, и если не ровнял их с мужами, то признавал и их право на веру.

Но здесь в стране фарсов такого быть не могло. Слишком велика была здесь сила обычаев предков. Мужи этой страны понимали жен, как вещи, и не оставляли за ними прав. Посланнику такое отношение претило. Он видел в женах красоту, нежность и тепло, которым они способны согреть и постель мужа и душу. Он всегда был ласков с женами. Однажды Феликс даже зло пошутил над ним, сказав, что Саймей мог бы запереть своих наложниц в псарне, и они бы вопили от радости, так как Посланник заботится о них так же, как о своих собаках. В этом была доля истины. Саймей никогда не был жесток ни к женам, ни к животным. Он считал, что недостойно мужа наносить обиду тем, кто слабее.

Миновав всего несколькими шагами первый предел, Посланник с Арамом вступили в алтарный зал. По белесым стенам плясали тени свечей, таинственно блестела роспись позолотой, опоясывая залу, вилась колоннада, в нишах было пусто. Не украшали Храм ни статуи, ни другие изображения Пастуха. Не было здесь и скамей, какие привычно было наблюдать Саймею в Визасе. От пустоты этой Храм казался более суровым и величественным. Но это рождало в душе Посланника некое тревожное чувство, сродни страху перед Истинным Богом, какое и ранее он испытывал в храмах земли фарсской.

Неприятно кольнуло сердце его и ощущение отверженности и чуждости. Посланник рассчитал все так, чтобы войти в Храм перед самым началом службы, и не привлекать взглядов братии. Но надежды его не оправдались. Стоило ему вступить в залу и встать смиренно у колонны, как взоры всех присутствующих оборотились к нему. Именно под этими взглядами и почувствовал он себя чужаком. Одни смотрели на него с завистью, замечая стройное крепкое тело и красивое лицо, другие – с опаской, а некоторые – даже с подозрительностью. Саймей заставил себя мысленно отстраниться от того впечатления, какое испытывал под этими взорами, и принялся сам рассматривать присутствующих.