Эйке Шнайдер - Целитель

Столы сдвинули в сторону, насколько вышло, людей уложили прямо на полу, в два ряда, межу которыми едва можно было пройти. Рауд не соврал: мужчины, женщины вперемешку, полдюжины детей.

Альмод мысленно выругался. Захотелось развернуться и уйти. Он не справится. Просто сил не хватит на всех. Но тут к нему бросилась Хильда, жена Рауда.

– Хвала Творцу, вы все-таки пришли!

– Это все? – спросил Альмод, снова оглядывая людей.

– Еще на заднем дворе. И наверху, в комнатах. Полдюжины. У кого нашлось, чем заплатить, пойдемте к ним…

Альмод покачал головой.

– Погоди. Здоровые где? Много их?

Рауд сказал «мы собрали». Значит, должны быть.

– Тоже на заднем дворе, разогнала пока, чтобы не мешались, некуда их здесь. Девочки наверху, в комнате.

«Девочек» в трактире было четыре.

– Если могут что-то сделать, приказывай. – продолжала Хильд. – В такое время нужно держаться всем вместе.

Альмод потер лоб, мысли путались. Он не в силах помочь всем. С кого начинать? С мужчин, которые смогут отстроить дома, а потом принести городу золото? С женщин, способных родить детей взамен – как бы жестоко это ни звучало – погибших? Тем более, что женщин в Мирном и без того мало… Детей? Начать по очереди от двери, чтобы не мучиться выбором? С тех, кто больше заплатит?

Он мотнул головой, отгоняя желание просто развернуться и уйти. В конце концов, он никому здесь ничем не обязан. Его вообще ничего не держит в Мирном. Если Стейн не солгал, даже своего угла не осталось. Выйти за частокол, выплести проход – и поминай как звали. Будут проклинать? Ему-то что с того? Слова – лишь пустое сотрясение воздуха. Вернуть кошель, и вся недолга.

– Так, – сказал он. – Здоровых мужчин много? И девчонок зови, пусть помогают. Да, еще, пусть отгородят угол какой для женщин. И отправь по городу просить, может, у кого полотно осталось, постелить да укрыть.

На стыдливость ему по-прежнему было плевать, но в Мирном нравы простые, прилюдное обнажение никому не простят.

За спиной скрипнула дверь, Альмод поспешно отступил в сторону, чтобы не ударило. Вошел – втащился, вися на старателе – Рауд, взгляд трактирщика все еще был обращен куда-то внутрь себя, и от Альмода он шарахнулся, обошел по дуге, насколько это возможно. Альмод покачал головой. А вроде тертым калачом казался. Впрочем, может, и придет в себя.

Он плетением взгромоздил столы один на другой, освобождая еще немного места. Этот закуток нужно будет отгородить для женщин. И еще вон тот, но сначала… Он мотнул головой приказывая трем подошедшим мужикам подойти ближе.

– Разнесете по углам, куда я скажу.

И пошел вдоль рядов, останавливаясь возле каждого лишь на миг, нужный для того, чтобы собрать диагностическое плетение. Одних – тех, кто уже близок к агонии – к стене. Отгородить занавесью и дать спокойно уйти. Может, одного-двух тяжелых и можно было бы вытащить, но после этого Альмод обессилеет полностью, как совсем недавно. В другой угол – тех, кто в состоянии подождать. Да, будут выздоравливать долго и трудно, да, останутся жуткие рубцы, возможно, настолько глубокие, что суставы потеряют подвижность, непременно сядет зараза, и придется разбираться еще и с ней, но это будет потом.

И, наконец, те, кем нужно заняться немедленно. На третьей дюжине Альмод сбился со счета и плюнул. Не до того.

Он не стал ничего объяснять, просто тыкал пальцем, кого в какой угол. Хильда тронула его за плечо, напомнив о тех, кто был наверху и рассчитывал за деньги купить особое отношение целителя. Может, в другое время серебро и вправду им помогло бы, сейчас Альмоду было плевать. Наверх, впрочем, он поднялся. Остановил сердце двоим, еще одного просто усыпил, чтобы не буянил, велел приставить девку, чтобы, когда проснется, воды носила да сопли утирала, троих приказал снести вниз, а будут кочевряжиться – пусть подыхают, он не намерен тратить и без того невеликие силы, таскаясь вверх-вниз по лестнице. Приврал, конечно, предел свой Альмод знал очень хорошо, даже среди чистильщиков немного было равных.

Прошелся по заднему двору. Челюсти сдались сами собой, а нутро свернулось в тугой узел. Он не справится. Не хватит ни сил, ни времени. Запретил себе думать об этом.

Потом велел Хильде прогладить полотно на повязки, прокалить над огнем несколько ножей, чтобы вскрыть ожоговые пузыри. Найти кого-то, кто бы натаскал и накипятил воды, тратить на это плетения он не намеревался. Затем послал человека в свой бывший дом, проверить, все ли сгорело. В одном из сундуков, в глиняном сосуде с плотно притертой пробкой, у него лежали бурые кристаллы, что получают перегонкой морских водорослей. Если сосуд не лопнул от жара, ничего им не сделается, а, значит, будет чем обработать ожоги тем, кому не хватит плетений, чтобы не села зараза. Распорядился, кому и что делать – раздевать, обмывать, переворачивать, чтобы не появлялись пролежни – сколько эти люди пролежали здесь, день? – поить. Убедился, что все при деле. И, наконец, занялся делом сам.