Леонид Поторак - Сатья-Юга, день девятый

Все закончилось просто. Эллина Аркадьевна выздоровела и пришла смотреть, не забыли ли мы текст. Был негромкий, но обидный скандал, после которого я вылетела с главной роли на роль голоса от автора, а новоиспеченная лисица Катя стала требовать мой костюм. Эллина Аркадьевна ее поддержала, но я вцепилась в костюм руками и ногами, сказала, что дома его не разрешили никому давать, выслушала обвинения в буржуазных наклонностях своих родителей и сбежала из кружка к спортсменам.

Спортсмены приняли меня дружелюбно, и о своем неудавшемся театральном опыте я больше не вспоминала.

— Во-первых, Земля — один из тысячи четырехсот одиннадцати религиозных миров. И это только в вашем измерении, в остальных четырнадцати их от полусотни до миллиарда. Вы это учитывайте. А во-вторых, не факт, что вы просили искренне.

— Конечно, не факт. Но, по-моему, все-таки искренне. Для меня было важно тогда…

— Вам бы поговорить с моим коллегой. Я мог бы вам помочь, если бы у вас были претензии к ушедшему вдохновению. Но стихи писала ваша жена, а не вы.

— Но я верующий человек! И я за всю жизнь единственный раз пошел и помолился по-настоящему, еще при Союзе, меня бы выгнали из комсомола, если бы узнали…

— Ну да, — согласился я. — Комсомол. Как там у того, носатого такого, с выпирающим подбородком… «Пятигранную стелет звезду Коминтерн Молодежи» [8] Стихотворение Михаила Светлова «Комсомол» …

— Это стихи?

— Да, кусок. Не помню все.

— Ладно, — таксист зевнул. — Что тут поделать. Вы не обижайтесь, но жаль, что меня завербовали вы, а не ваш коллега.

Мне стало его жалко.

— К тому же, — продолжал он, — Я не уверен, что вы не банальный гипнотизер. Да, конечно, я все это знаю — и про миры, и про Серафимов, и про Престолы и Власти, и вообще… Но вы же мне это не доказали. Вы же мне это просто перелили в голову. Может, это я в трансе сейчас, а вы продаете мои почки какому-то барыге из Португалии…

— Почему Португалии? — изумился я.

— Или из Греции… какая разница. Иностранному какому-нибудь барыге.

— Ну уж…

— Да не сердитесь, — он подкрутил радио. — Я же вам все равно верю. Просто доказательств у меня нет…

— Ну, это просто, — с готовностью сказал я. — Primaautemetmanigestiorviaest, quaesumiturexpartemotus [9] какая-то искаженная, без пропусков, фраза на латыни, которую фиг переведёшь …

— Нет-нет, не надо, говорю же — верю. Как тебя зовут? — видимо, я стал достаточно близок ему, чтобы перейти на «ты».

— К чему тебе знать мое имя? Оно чудно [10] Книга Судей Израилевых (13. 17–18, 22) .

— Ладно. Серафим, вот ты скажи — я в Бога верю, грешу, конечно, но понемножку, не убивал никого, не воровал, жену свою люблю. Мне за это воздастся?

— Конечно, воздастся, — сказал я.

— Всякому по вере?

— Да нет, — я пожал плечами. — Мне как-то все равно, верят в меня, или нет. Добро и зло, уж простите, от веры никаким образом не зависят, они для всех примерно одинаковые.

— Ну, не скажите. Для кого-то съесть врага — добро.

— Мы не занимаемся вопросами гастрономии. Это вы уж сами как-нибудь разберитесь, кто кого должен и не должен есть. А для нас важно — умеете вы отличить друга от врага, или нет, — надеясь, что еще одну банальность шеф вытерпит. Впрочем, разбираться со стилем всегда доверяли мне самому.

— Понятно, — сказал таксист.

Все-то ему было понятно. Он мне уже не нравился. На все-то он был согласен. Второй свидетель обязательно будет интеллектуал, решил я. Обязательно будет интеллектуал и гуманитарий. С ними веселее и приятнее, и можно будет даже предложить ему заранее какую-нибудь маленькую должность, вроде лучника или посыльного, не все же гонять моих охламонов. И когда интеллектуал отдаст концы (не скоро, конечно, по новым-то правилам, но все-таки) я бы лично за него поручился. Я, к своему стыду, еще ни разу ни за кого в своей долгой жизни не ручался, в отличие от одного коллеги, который успел обогатить с полдюжины миров своими протеже. Ни один из них, правда, на Земле не жил.

А этот человек затормозил у самой зебры, и бурая снежно-грязевая жижа взлетела из-под колес, обрызгав женщину в меховой шубе.

Как раз в том момент, когда я, задумавшись, стал прикидывать, мог ли Ариман-Самаэль точно так же завербовать агента. Версия выходила расчудеснейшая, вот только вечная ссылка предусматривала еще и полное лишение всяческой силы. Единственной радостью жизни, отвоеванной у ошалевшего суда, был шарф — хотя какой он шарф… Но, в порядке бреда, вполне могло случиться так, что Ариман Владимирович подвигнул человека к сотрудничеству безо всякой мистики, одним лишь своим умением вдалбливать в человеческие головы все, что ему, Ариману, пожелается. Тут нужно было задать следующий вопрос: и что завербованный homosapiens начнет делать? как он будет нести в мир зло, со своими-то хомосапиенсными возможностями? — но как раз этот вопрос я себе не задал, а задал другой, вслух: