Александр Константинов (Олег Айрашин) - Рай для грешников [litres самиздат]

– Никак жить хочешь, Лумумба? Не скули, даю тебе шанс. Сработаешь ништяк, с первого раза – помилую. Давай, шевели копытами, а то передумаю.

Тот метнулся к зеленоватой груде какого-то хлама. Вытащил из кучи толстую палку, обёрнутую материей. Подойдя к обрыву, поплевал на палец, выставил, определяя направление ветра. Взгляд вниз, – и плавно метнул круглое полено.

Груз падал, разматывая ткань, и вот раскрылся парашютиком. Опустившийся купол точнёхонько накрыл то, что минуту назад было Кощеем, материя медленно сдулась в бесформенный балахон. Минута-другая – и зелёный саван почти слился с травой.

Всё это время чёрные молчали.

– В самое яблочко, – усмехнулся сотник, глядя на Лумумбу. – Хрен с тобой, маэстро, копти пока небо.

Это конец. Янычар не меня спасать прикатил, нет. А ренегата покарать, понятия преступившего. А ещё есть понятие – не оставлять свидетелей.

Травушка моя милая, лечь бы на влажную землю и дышать, дышать упоительным духом твоим. Встретимся мы внизу, да вот вдохнуть не получится…

Но почему, почему?

Магниты, они нашли мои магниты.

И вот ведут меня к оврагу,

Ведут к оврагу убивать. 5 5  Владимир Набоков. «Расстрел».

Сотник приближается, оружие в кобуре. Проходит мимо, взгляд весёлый.

Кровь стучит в висках, ноги ватные, всё пропало. Катенька, девочка моя… Выжить, только выжить… Нет. Вернуться живым и выполнить задачу. Какую задачу? Я сделал всё, что мог. Не всё.

И поменялось во мне. По спине мурашки; лицо, шея и грудь в багровом жаре. Сердце бухает, руки и ноги дрожат от возбуждения. Во рту крепчает привкус крови.

Дождь слабеет. Редкие капли падают медленно, как снежинки.

Янычар переступает, чуть не замирая на каждом шагу. Полоски на униформе отчётливые, чёрные и красные.

Пистолет у него отличный, очень кстати. Но реакция у этого зверя чудовищная. Пока сниму с предохранителя… Вот оно! У «Глока» нет предохранителя. Спуск нажал – и сразу выстрел. Там шестнадцать, нет, осталось пятнадцать патронов. Сперва этого клоуна, потом зондеркоманду. Эх, повеселимся! Боже, как скучно я жил… А с десятью-то патронами уж ночь продержусь. Порву, суки!

Лечу за янычаром. Прыжок, пикирую ему на спину, пистолет в моей руке на удивление лёгкий, в бритый затылок – огонь!

«Глок» издаёт неприятный хруст. Снова на спуск – и вновь пустой скрежет. И какие-то нечеловеческие басы:

– Ха-а-ха-а-ха-а-а…

Внезапно мир живых звуков вернулся. Оказалось – раскаты хохота, и громче всех – янычар.

– А Доцент и правда тупой. Ха-а! Покушение на убийство центуриона. Средь бела дня, при свидетелях. Всё, Гриня. Ку-ку.

Слова не могу вымолвить.

– А ты знаешь, что тебе полагается? Смертная казнь, прямо на месте. Или штраф, сто тысяч. Тоже на месте.

– Да ну? – надо же, как я спокоен. – Я выбираю штраф.

– Сперва пистолет верни. Теперь доставай, что там у тебя. Медленно, чтобы я видел.

Вытащил из заднего кармана «котлету».

– Брось на землю. Сюда пасуй… Ого, ты всё просчитал заранее?

Снова заржали, но уже беззлобно, по-свойски.

Налетел ветерок, дождь прекратился.

– Можно выдохнуть, – осклабился сотник. – Ночь в Зоне тебе не пережить, но я могу помочь.

– С чего бы? Ведь я пытался тебя убить.

– Забудем об этом. Человек смеет защищать свою жизнь.

– Золотые слова твои, сотник.

– Ты рисковал, Доцент, – он загнал в рукоять новую обойму. – Это тебе в плюс.

– Ты говорил о помощи.

– Да. Через, – сотник взглянул на циферблат, – через полчаса спецпоезд на Материк.

– Спецпоезд?

– Да, с продукцией. И резервное место в пассажирском вагоне.

– Сколько? – я уже знал ответ.

– Двести тонн. На две поездки, туда и обратно.

– Лучше бы на одну.

– Нет, можно только в паре. Ты вернёшься, Доцент. Я так думаю.

Ах, мама,

Какая драма!

Зашла в Овальный кабинет —

А там Обама.

Да, репертуаром тут не балуют. А как насчёт пожратеньки?

И тут же дверь купе приоткрылась.

– Ужинать будем? – надо же, какая фигуристая.

– Давайте… давай скорее, красавица.

Ух ты, сосиски! С картошечкой, с кетчупом.

– И водочки, красотуля.

– А тебе не хватит?

– Что?

– Ты же на ногах еле держишься.

Что она несёт? Ах да, коньяк, а до того ещё водка. Надо же, трёх часов не прошло… Ладно, а что на овальчике? «Ксения. 800». А размерчик у неё где-то третий. Знак ГТО на груди у нея, больше не знаем о ней ни… ничего.