Ольга Онойко - Край

— Сколько у нас времени?

— Сутки. Двое — максимум. Но мы справимся, — Ошена скупо улыбнулась. — Он же тут, в общежитиях. Прямо у нас под носом.

«Там несколько тысяч человек», — подумал Ларфид, но промолчал. Ошена и сама это знала.

— Эно, — она назвала его по имени, — позови кого-нибудь. Шеки и Риу, если они не заняты. Или Унду.

Ларфид встал.

— И напомни Риу, что магазин должен быть в пистолете, а не в кармане.

Ларфид кашлянул. Засвербело любопытство. О чём думала Ошена, глядя на карту города? Она долгонько на неё глядела. Что у неё на уме?

Но зазвонил телефон. Ошена сняла трубку и отослала Ларфида движением руки.

Возвращался Ларфид мрачным как туча.

Всё прошло спокойно, если не считать лёгкой ссоры с директором лакокрасочного. Директор был старый заслуженный химик. Возможность поработать с Надзором он расценил как редкое развлечение и на правах начальника назначил приглашённым экспертом сам себя. Но он непрерывно брюзжал и вёл себя так, словно хотел заморочить Надзору головы. Секторальная оставалась безмятежно спокойной. Ларфида пару раз охватывало желание директора стукнуть.

Участковые стояли спинами к рисунку. Все нервничали. Трудно убедить подсознание, что не смотреть на угрозу — безопаснее, чем смотреть. И тяжесть оружия не вселяла уверенности. Существа… создания, обитающие в высоконапряжённых средах, уязвимы для пуль, но никто не мог предсказать, насколько живучими они окажутся. Насколько быстрыми, хитрыми и хищными.

Фареки Джершелад пыхтел рядом с Ларфидом. Судя по его виду, канистра ацетона в руках успокаивала лучше, чем заряженный пистолет.

— Экспертиза? — проворчал директор. — Краски таких оттенков ни один завод в Крае сейчас не производит. Вот и вся экспертиза. Что я, ассортимента не знаю?

Он был плотный подтянутый старик в хорошо подогнанной форме, чисто выбритый и аккуратно подстриженный — образцовый гражданин Края.

— Но оттенка можно добиться смешиванием? — терпеливо уточнила Ошена.

— Для колеровки нужен колер, — в тон ей ответил директор. — Они не производятся.

— Значит, это старые запасы? Насколько старые?

— Если я правильно понимаю, вас интересует, когда прекратилось производство.

Тут-то Ларфиду и захотелось его стукнуть.

— Художественные краски в Крае не производились никогда, — продолжал директор, — и не производились несколько лет до образования Края. Разруха, знаете ли, не до художеств. Палитру строительных красок сократили на второй год Края по директиве Распорядка. Они там у себя как-то вычислили безопасную палитру.

— А это небезопасная палитра, — доброжелательные интонации Ошены стали совсем ангельскими.

— Именно так.

— Это художественная краска или строительная?

— Вам надо было прораба позвать, а не меня.

«Стукнуть бы тебя», — подумал Ларфид.

— Укрывистость! — сказал директор. — Невозможно спутать. Это строительная краска. Минеральная, полагаю. Если нужен точный состав, я возьму образец и определю. Но будет лучше, если вы уточните вопрос.

— Краска произведена на вашем заводе?

Директор хмыкнул.

— На территории Края… будущей территории Края её производил только один завод. Согласитесь, было бы странно, если бы сюда повезли точно такую же краску чужого производства.

— Где могла храниться всё это время старая краска небезопасной палитры?

Ларфид услышал вздох.

— Где угодно, — директор уже не так хорохорился. — Её продавали в магазинах. Пара банок… в подвале старого дома. В частной квартире где-то под ванной… Где люди раньше хранили остатки ненужной краски?

Ошена тоже вздохнула.

— Понятно. Возьмите, пожалуйста, образцы. На всякий случай. Сейчас мы уничтожим рисунок.

Ларфид обернулся к Фареки: дворник расцвёл, взяв канистру наизготовку. Ларфид тоже улыбнулся и позволил себе глянуть на стену. Он думал, что это будет приятно — хоть вполглаза полюбоваться, каков придётся на вкус растворитель проклятым цветам. И это вправду было приятно. Риу оттащил ширму. Фареки щедро залил картину ацетоном, принялся елозить ветошью. Глумливые пасти орхидей оплыли, словно безмолвно завопили в отчаянии, исказились…

…Ларфид содрогнулся. Пересохло во рту. Ослабели колени, он испугался, что упадёт.

Ему привиделась Кида.

Опять. Опять то же самое. Как высверк во тьме. Вот он, Эно, стоит на перекрёстке, дожидаясь, пока мать и сестра нагонят его. Он видит сияющее лицо Киды, юное, нежное. Он улыбается тому, как смешно она топочет в своих модных ботиках — каблуки для неё высоковаты, а юбка узка. Мать ворчит, она всегда ворчит… И за их спинами, над их головами воздвигается пласт.