Лиза Розенбеккер - Поцелуй музы [litres]

– Доверься мне, – сказала я и умоляюще посмотрела на него. Он кивнул и последовал за мной в «Театр смерти».

Эмма и Тия остались в библиотеке, чтобы присмотреть за миссис Пэттон.

– Что ты задумала? – спросил Лэнсбери и положил руку мне на бедро, чтобы придержать меня. Мои силы были на исходе, но мне нужно было продержаться еще немного.

– Если то, что мы знали о воровках, было правдой, они могли не только красть идеи, но и возвращать их переделанными с помощью преобразователей. Возможно, это работало и с изначально хорошими идеями? А может, не только с писателями, но и с людьми созданного книжного мира? Магия древних муз могущественна, возможно, с ее помощью я смогла бы сохранить «Театр смерти». Ведь мое появление там сделало возможными изменения в этом мире. Значит, если кто-то и может его спасти, это я.

Лэнсбери не выглядел убежденным.

– Разве Мнемозина не упомянула бы об этом?

– Возможно, она тоже знает не все о Литерсуме. Или правила в этой вселенной могли немного измениться, как изменялись, казалось бы, жестокие персонажи. Я хочу хотя бы попробовать.

Крики и запахи вокруг нас были ужасными. Зола оседала на наши волосы, ложилась на кожу и одежду. Лэнсбери скептически осмотрелся, но у меня оставалась надежда. Я обняла его, и, когда он кивнул, закрыла глаза, меня окружила темнота. Он положил руку мне на спину и стал гладить меня. Его запах и исходившее от него ощущение безопасности помогли мне сконцентрироваться. Я хваталась за идеи, грохочущие в моей голове. Призвала их с помощью своего дара. Серое облако тоже было там, но я запретила ему уничтожать идеи.

Оно должно было освободить их. Вон из моей головы. Через какое-то время изменились цвет и форма. Облако стало светлым и выросло. Изменилась и его энергия, у меня поднялись волоски на шее. Мой дар подчинялся мне. По крайней мере, я надеялась на это. Я доверилась инстинктам и магии, потому что не имела ни малейшего понятия, что должна была делать. Я слушала внутренний голос, пока у меня не появилось чувство покалывания на губах. Время пришло. Я отодвинулась от Лэнсбери и открыла глаза. Хаос смерти тлеющей истории хлынул на меня, но я оставалась спокойной, хотя мое сердце и колотилось как бешеное. Я наклонилась и подняла с земли обгоревший кусочек бумаги. Он распался от моего поцелуя, а зола взмыла в воздух из моей руки, которой я затем взяла Лэнсбери. Сначала ничего не происходило. Затем исчез запах горящей бумаги. С неба больше не падала зола, небо прояснилось.

Персонажи тоже успокоились. Книжный мир больше не погибал. Моя голова снова стала легкой, а я стала сама собой. Я тянула Лэнсбери за собой, потому что он вселял в меня надежду. Мы вернулись к театру. Но его уже нельзя было спасти. Подобно развалинам из сгоревшей бумаги, он покоился среди неповрежденных домов. Тома, отца и мистера Пэттона было уже не вернуть. Они ушли навсегда. Мои ноги подкосились, Лэнсбери поймал меня. Он отнес меня обратно к библиотеке. Пустота и холод внутри вернулись, они пронзали меня насквозь и оглушали. Лэнсбери что-то сказал, но я не поняла его, словно находилась далеко, где-то под водой. Я схватилась за рубашку Лэнсбери и еще успела повернуть дверную ручку, чтобы мы смогли вернуться в Параби. Даже вид прекраснейшего паркета и полок не мог помочь мне. Я воспринимала все словно сквозь густую завесу, издалека.

Миссис Пэттон, не шевелясь, сидела, на полу и тихо плакала. Эмма и Тия бросали друг на друга недоуменные взгляды, никто не решался пошевелиться. Я похлопала Лэнсбери по плечу, он опустил меня рядом с миссис Пэттон. Я села рядом с ней на корточки и, успокаивая, взяла за руку, она прижалась ко мне, продолжая плакать. Она чувствовала то, что я еще не могла прочувствовать. Все ссоры мгновенно были забыты. В конце концов, спустя несколько минут, а может, и часов, она успокоилась. Мне тоже стало лучше, хотя до хорошего состояния было еще очень далеко. Тия помогла миссис Пэттон подняться.

– Мы отведем вас домой, – сказала она, и Эмма подошла к ней с другой стороны. – А потом придем к вам, Малу.

Мне не пришлось даже ничего говорить, Лэнсбери взял меня на руки и отнес домой.

– Где, черт возьми… – Мама придержала ругательства, когда увидела меня. Она влетела в коридор, когда мы с Лэнсбери вошли в его квартиру.

– Что случилось? – Ее голос сорвался, она протянула ко мне трясущиеся руки. Лэнсбери посадил меня, придерживая рукой за талию. В маминых объятиях сдалась и я. Я обняла ее и стала рыдать в блузку. Она крепко прижала меня, погладила по волосам и поцеловала в висок.