Александра Гринберг - Жнец крови и пепла [СИ]

— Я ведь всё ещё здесь.

Чаще всего имперцы надевали в знак скорби традиционные цвета Хладной госпожи: черный, белый и кроваво-красный. Черный преобладал: самый мрачный цвет заслуженно пользовался популярностью у некромантов и похоронных процессий. Красного было меньше, но непременно в вышитых серебряной нитью красных мантиях разгуливали Багряные жрецы — тоже некроманты, но всецело посвятившие себя служению Госпоже. Белого было постольку-поскольку, этот цвет на похоронах не всем казался уместным.

Киара, недолго думая, обрядилась в белое платье. А чтобы поменьше смахивать на чахоточную девственницу, выкрасила губы красной помадой и навесила на пояс отделанную серебром перевязь с парадной шпагой — император обожал дарить своим фаворитам памятные вещички, дорогие и непрактичные. Конечно, в бою такая игрушка с россыпью бриллиантов на эфесе не слишком эффективна, но она-то не драться шла, а изображать прекрасную даму при куртуазном кавалере. (Не то чтобы прекрасная дама рвалась на сие сомнительное торжество, но что поделать…)

«Кавалер» примеру следовать не стал. Марк, то ли не обладая должной фантазией, то ли всё же сохранив по отношению к мачехе хоть каплю уважения, наряд выбрал куда более скромный. И оттого выглядел совершенно непривычно: черный мундир, пошитый на манер обычного кителя боевиков, делал его поразительно похожим на заправского некроманта (и добавлял сходства с не-мертвой матушкой). К счастью, образ Элриссы быстро покинул разыгравшееся воображение, стоило Марку беспомощно глянуть на Киару при виде собравшейся на торжественное погребение толпы. Сама Киара была абсолютно не в восторге от идеи тащить нестабильного мага за пределы дома и полигона. Но похороны есть похороны, особенно когда письмишко с приглашением на сие скорбное мероприятие высылает Морелла Рагнар. Отказывать ей не осмелились ни Марк, ни Киара — Грозная Морел хоть и светлая магичка, да только татуировка Круга на её лице далеко не за красивые глаза сделана. Оттого и пришлось нацепить красивое платьишко и принять наиболее независимый вид из всех возможных, высоко задирая нос.

Несомненно, Киара могла бы проявить больше почтения к покойной и не устраивать представление. Однако почтения в ней было не так уж много, на каждую дохлую моль не напасешься. Да и позерствовать куда приятнее, чем лицемерить. А иначе как лицемерием все эти похоронные процессии во имя благородных особ и не назвать: скорбит от силы пара человек, а остальные являются с низменной целью пожрать да посплетничать вволю. До Гленны Эйнтхартен и вовсе никому нет дела: даже её маменька, известная при дворе сплетница, с трудом сохраняла горестную мину и лишь изредка вспоминала о зажатом в руке батистовом платочке, которым изящно смахивала незримые миру слезы. Леди Сандра свою безвременно почившую дочурку явно видала в гробу во всех смыслах, а саму Киару разглядывала с куда большим интересом. А уж какого пристального взгляда удостоился Марк…

«Милуйте боги! — подумала Киара с ужасом, когда интерес на старательно оштукатуренном лице леди приобрел явственный плотоядный оттенок. — Она ж ему в бабушки годится… Погодите, она же и есть его бабушка!»

Марк, видно, тоже заметил нездоровый огонек в глазах так называемой бабули, отчего встал ближе и хозяйским жестом взял Киару под руку. И глянул на престарелую кокетку так, что передернуло даже леди Фалько, стоявшую рядом с Сандрой.

— Сдается мне, леди тебя мысленно поимела прямо у гроба, — едко обрадовала Киара. — И не поглядела, что ты зовешься её внучком.

— Упаси меня Хладная!

Киара с этим охотно согласилась.

Они заняли места подальше от леди Сандры, да и от гроба, где возлежало тело Гленны — кое-как подлеченное Багряным жрецом и обряженное в платье цвета венозной крови. Не слишком удачный наряд для бесцветной блондинки, однако в её положении нос уже не поворотишь. Ну да не всё ли равно, в каких тряпках лежать, когда с минуты на минуту сгоришь синим пламенем?

Дождавшись, пока многоголосый гул толпы стихнет, жрецы начали стандартное воззвание к богам. Лазоревая жрица Пресветлой богини — румяная девица пасторальной наружности, укутанная в голубую хламиду с обильным золотым шитьем, — вдохновенно щебетала о благодатном свете небесных сфер и счастливом возрождении в новой жизни. По-шафрийски смуглый некромант, ехидно косясь на свою опосредованную конкурентку, вторил — мол, небесные сферы, конечно, дело хорошее, но извольте сначала чрез очистительное горнило страданий да в Хладный чертог.