Даниил Заврин - История одного кота

«Надо же, великому бойцу понадобилась моя помощь» – грустно улыбнулся Бар, медленно поднимаясь по окровавленной лестнице. Он вдруг понял, что абсолютно спокоен. И если сейчас откуда-то из-за угла выпрыгнет охранник с автоматом, он даже не вздрогнет, а спокойно разрядит в него всю оставшуюся обойму. Если успеет, конечно.

Ганс стоял возле широко распахнутых дверей, прячась за левой стороной стены. Морда его была напряжена, никаких улыбок – ничего, похожего на улыбку. Лишь оскал и желание убивать.

– Какого чёрта ты так долго? Где старик?

Чеширски лишь покачал головой.

– Значит, без него, – процедил Ганс, задумавшись. – Так, в офисе всего трое, но смышленые, один – справа у окна, двое – слева за столом, вроде так. Надо, чтобы ты подстраховал.

Чеширски улыбнулся и вытащил обойму из пистолета. Нет. Увы, слишком мало пуль. Он вытащил запасную и перезарядил пистолет. Теперь можно, должно хватить. Он вышел из-за угла и, подняв пистолет, стал стрелять. Раз, два. Две гориллы практически одновременно повалились на пол, заставив третью в панике открыть пальбу и всадить несколько пуль в дверной косяк, ещё больше расцарапав морду Бара. Раз, два, три, четыре. Чеширски попал в живот, в грудь, в колено, в плечо… На этот раз он почти не целился, просто нажимал на спусковой крючок.

– Хватит, хватит, он уже мертв, – сказал Ганс, выходя из-за угла и опустив лапу на пистолет. – А вас в полиции всё же чему-то учат, не все вы там спившиеся алкаши.

– Не все. Только я, – тихо заметил Бар, наблюдая предсмертные конвульсии охранника.

– Чувство юмора – это хорошо. А вот и мистер Вуди.

Чеширски поднял глаза и посмотрел на жирного шимпанзе, спокойно стоявшего среди трупов своих подручных. Как же он его, интересно, при входе не заметил? Может, тот прятался где?

– Что ты такой грустный, все же свои. Или не узнаешь? – протараторил Ганс, возвращаясь в свое привычное амплуа весельчака. – Ну, не расстраивай меня, это же я, Ганс, Гансито. Неужели не помнишь? Маленький Гансито, сукин ты сын.

– Я не обязан каждого мудака помнить, – тяжело проговорил Вуди, с любопытством разглядывая Бара. – А ты кто такой?

– Я Бар Чеширски, детектив из Нью-Йорка.

– Ах, да, слышал. Харчи хорошо о тебе отзывался, и теперь я понимаю, почему.

– Так, ну всё, не будем распространяться на любезности, у нас слишком много дел и мало времени. На колени, ублюдок.

Вуди улыбнулся и остался стоять.

– Ну, хорошо, если тебе так удобно, – Ганс порылся в кармане и вытащил фотографию. – Просто я думал, что стоя немного тяжелее воспринимать информацию. Посмотри, узнаешь? Ты бери, бери, у меня есть ещё одна, а эту пока можешь разглядеть получше.

Взяв фотографию, Вуди вдруг лихорадочно сжал её, скривившись так, что среди бесчисленного количества морщин не было практически ничего, кроме раскаленных ненавистью глаз. Тяжело оторвавшись от картинки, он злобно улыбнулся.

– Когда я живьем сдеру с тебя шкуру и буду катать в соли, ты будешь ещё живой, немного не в себе, но живой, чтобы чувствовать абсолютно все, что только сможет почувствовать твое тело.

– Ой, давай без угроз. Кому эта глупая постановка? Мне? Тебе? Или, может быть, ему? – Ганс указал на Чеширски. – Ты же всё понимаешь, так?

Тут внизу послышались шаги, и Чеширски вдруг понял, что среди этого шума существовал лишь один звук – голос Харчи, тактично, холодно и расчетливо отдававший команды своим подручным. Бар посмотрел на Ганса, тот спокойно зашел за спину Вуди и приставил пистолет к его голове.

– Советую тебе сделать так же, мой друг, – сказал он, улыбаясь.

Чеширски медленно отошёл к Вуди. Казалось бы, глупое и абсолютное ненужное движение после всего, что произошло тут, но так было спокойнее Гансу, значит, его ствол будет меньше дрожать. Если, конечно, он вообще может дрожать. Чеширски посмотрел на дверной проём. Теперь для него больше ничего не существовало, лишь этот квадратный вход, где вот-вот должен появиться его враг.

Харчи, Харчи, Харчи. Обезьяна, лишившая его абсолютно всего. Мериан, Джереми, Гарри. Всего того, что хоть как-то связывало его с остальным миром, скупо выражавшимся в черных красках забрызганного грязью и отходами промышленного Нью-Йорка, где даже живой Бронн играл свою небольшую, но важную роль. Именно живой, с осиротевшим сыном, ради которого Бар вполне мог его пощадить. Чеширски сжал рукоятку пистолета – немного… Ещё немного и всё закончится.

– Господа, не стреляйте. Я один, – тихо сказал Харчи, поднимая лапы и всё так же пленительно улыбаясь своей немного виноватой улыбкой. – Извините, что опоздал, знаю, вы меня ждали.