Том Светерлич - Исчезнувший мир [litres]

– Патрик, – сказала Николь. – Прошу тебя.

– Я не могу вас сюда впустить, – отозвался Мерсалт.

Его взгляд на Николь был ледяным, и Мосс поняла, что в тот миг, когда он принял это решение, умерли все ростки чувств, которые однажды привели к их роману. Он готов был убить Николь с той же легкостью, как и всех остальных.

– Брось оружие, Краус, – приказала Ремарк, и та отбросила винтовку. – Давай поговорим, Мерсалт. Ты думаешь, что поступаешь правильно…

– Скоро появится Карл, – прервал ее Мерсалт, – и убьет тебя. Он хочет сделать это сам. Хочет срубить твою голову топором.

– Мерсалт, – сказала Мосс. – Дамарис, она…

Но она не нашла нужных слов. Голова кружилась от потери крови.

– Кто это? – спросил Мерсалт, остановив холодный взгляд на Мосс. – Откуда она тут взялась?

Мосс хотела ответить, но захлебнулась кровью. Она глубоко вдохнула.

– Я из другого времени, – сказала она. – И видела, как все произойдет. Твою жену зовут Дамарис. И у вас пятилетняя дочь. Будут и другие дети, еще не родившийся сын и дочь. То, что ты сейчас делаешь, плохо закончится. Твоя семья погибнет… из-за этого. Они всегда умирают.

Мерсалт нацелил винтовку ей в сердце. Никакого намека на эмоции или раздумья.

– Ты можешь подарить ей будущее, Патрик. Своей дочери. Мариан.

Она увидела, как прорвались эмоции, когда он услышал имя своей дочери. Мерсалт опустил винтовку.

– Идите. Я задержу их, насколько смогу, но они придут.

Николь внесла Мосс в машинный зал, Ремарк и Краус последовали за ними. Б-Л-двигатель окружала синеватая корона, мерцающая, как отражение света на воде, воняло паленой проводкой. Краус закрыла главный люк и заперла его. Мосс услышала стрельбу в наружном коридоре, короткие очереди, а потом все стихло. Они здесь.

Ремарк открыла контрольный предохранительный клапан Б-Л-двигателя. Мосс увидела в воздухе кровь и вспомнила сундуки «с сокровищами» в аквариумах, как открываются их крышки и стремятся вверх пузырьки. Моя кровь, подумала она. Кровь промочила кальсоны и выливалась из открытой раны в бедре, капли окружали Мосс и Николь. Пузырьки в аквариуме. Мосс смотрела на Б-Л-двигатель, вокруг которого мерцал концентрическими кругами призрачный синий свет.

Что-то зашипело, прогремел взрыв, и люк слетел с петель во всполохе огня. «Нет», – подумала Мосс, когда в машинном зале появился Хильдекрюгер. Краус выстрелила из винтовки, но люди Хильдекрюгера рассыпались по отсеку и тоже открыли огонь. Николь ранило, из ее груди брызнули кровавые канаты, смешанные с кровавым туманом, и сошлись в вихляющие шары. Мосс ощутила пронзительное жжение в ноге и животе. Где-то глубоко внутри угнездилась боль. Нет…

– Готово, – выкрикнула Ремарк, и вокруг Б-Л-двигателя вспыхнул синий светящийся ореол, плазменная дуга ярчайшего света.

Краус нашпиговали пулями, ее тело завертелось, как комок рваных тряпок. Ремарк закричала, но ее голос звучал как из-под воды. Все они под водой, подумала Мосс. Вокруг плыли чьи-то тела, а кровь вытекала из ее кишечника дрожащими шариками, они поднимались вверх, скрючивались и расплющивались.

Хильдекрюгер был совсем молод. Ничего дьявольского, пока еще ничего. Просто испуган и эгоистичен. Он приставил дуло пистолета к виску Ремарк и выстрелил. Кровавый туман брызнул из раны и осел. Кровь Мосс смешалась с кровью Ремарак, и этот поднимающийся поток затянула гравитация Б-Л-двигателя. Зал наполнился синим светом, и в этом свете Мосс заметила крупинку черного.

Черное пятно расширилось идеальным кругом, и вскоре идеальный круг поглотил их, поглотил весь мир. Все времена были записаны в этом черном круге, все, что было и будет, первое забвение и последнее. И по мере того как расширялся круг, все остальное исчезало. «Либра» и зимний лес, сосны и Рубеж, покрытая снегом Земля. Гравитация притягивала Мосс, черная дыра поглотила и ее. Исчезли все мысли и все страдания. Она скользнула в темноту – не тело, а лишь световая волна.

Сыпет тяжелый снег и блестит, словно глазурь, в огнях уличных фонарей. Ей не хотелось вести машину в такую погоду, и мы идем пешком. Срезаем через соседский участок, под соснами. Она раздвигает ветки, а я пригибаюсь.

– Вот же блин! – взвизгиваю я, когда снег проникает за воротник, и стряхиваю его с волос.

Она смеется. Я скатываю снежок и бросаю, но он разваливается в полете. Такой ее смех я уже давно не слышала.

– Когда-нибудь я разбогатею, – говорит она. – Или выйду за богача. Это все, чего я хочу.