Сергей Че - На закат от Мангазеи [СИ]

— Держись, Иван Михалыч!

Троекуров встопорщил усы, глянул на него безумными глазами.

Кокарев налетел сзади, толкнул к пропасти, выхватил шест.

— Как же ты мне надоел, дьяк добренький! Хватит уже из ям всякую плесень вытаскивать.

Резная твердая древесина ударила в переносицу, опрокинула в снег, белая пелена с яркими звездами закрыла весь мир, и последнее, что услышал Макарин, был страшный вопль Троекурова, падающего в бездну.

— Ну что, дьяк? Все так же мыслишь себя плывущим по течению?

Зверолов сидел на своем старом месте, у носовой корги, и тюки с товаром были у него те же, с цветными плетеными перевязками. И даже толстую сермягу он не стал менять на что-то более утепленное, несмотря на падающий крупными хлопьями снег.

— Все так же, — ответил Макарин. — Мыслю. Плывущим. Как бревно плывущим.

— Бревном тоже уметь плыть надо. Иное бревно в поворотах застревает, — усмехнулся зверолов. — Виданное ли дело, за пару недель такую пропажу раскрыть. Да в незнакомых землях.

— Моей заслуги в том нет. Другие искали, делали, а я только под ногами путался, да по голове получал. То тупой стрелой, то оглоблей.

— Твоя заслуга — твое появление. Оно стронуло нависшую лавину. Теперь тебе осталось узнать, из-за чего эта лавина нависла.

— Ты про что? — подозрительно вопросил Макарин, но зверолова у корги уже не было.

Этот коч был почти копией того, самого первого, что вез дьяка от Березова до Мангазеи. Такая же забитая товарами почерневшая широкая посудина верхотурского типа с двумя мачтами и кормовой надстройкой. Они нашли его рядом с устьем реки у начала поморского волока. Кокарев, взойдя на палубу, бросил испуганному капитану пару монет и сказал, что снявшего его с пути Троекурова со стрельцами тот не дождется, и что теперь он, Кокарев, единственный мангазейский воевода. За рекой виднелись вытащенные на берег громоздкие костяные суда северных дикарей и полуразломанные длинные дощаники, на которых переплыли море ярганы. Людей видно не было, и не было видно разбойных кораблей. Макарин весь обратный путь ждал, что они вынырнут из тумана. Но дорога была спокойной, сквозь низкие облака иногда светило солнце, дул легкий попутный ветер, и падал пушистый снег.

Уже к вечеру они входили в широкий залив, покрытый бесчисленным множеством низменных островков из мерзлого песка. Дальше была только речная губа и день пути до Мангазеи. Здесь, на мысе между губой и морем, чернел частокол ограды и виднелись покатые крыши казацкой заставы у Собачьего озера. Коч, немного кренясь, входил в узкий пролив, ведущий к пристани.

— Припасы нужно забрать, — подошел Кокарев. — И Шубина с девкой выпустить. Им отсюда до заимки ближе.

Макарин не ответил.

— Не серчай, дьяк, — примирительно сказал воевода. — Но другого выхода у меня не было. И вины за собой не чувствую.

— За измену, Григорий Иванович, надо судить. А не сталкивать в пропасть.

Кокарев достал фляжку, посмотрел на нее, побултыхал, спрятал обратно.

— Да выкрутился бы он! Поделился бы с кем надо, родичей бы подключил. Напел бы нужную версию. И прошло бы у них дело с факторией. Нешто не понимаешь? Время такое. Нельзя слабину давать. По ту сторону две сотни немчуры до сих пор стоит, помни об этом.

— Помню. И в отчете напишу все, как было. И про измену напишу, и про немчуру, и про то как ты за измену государева человека убил, вместо того, чтобы на суд отправить.

Кокарев сплюнул.

— Пиши. Писарь.

Коч медленно подходил к бревенчатому помосту, выступающему в море на два десятка саженей. Пара служек приняли канаты, подтянули корабль. С другой стороны помоста покачивалась длинная торговая лодья со спущенным парусом и убранным такелажем. На палубе лодьи никого не было, только рядом со сходнями сидел на чурбаке коренастый мужичок в выдубленной морской куртяхе и внимательно наблюдал за вновь прибывшими.

— На Мангазею? — хрипло поинтересовался он, остановив взгляд на Макарине.

— Да. Ты тоже?

Мужичок покачал головой.

— Не. В обратку, на Березов. Последняя лодья в этом году. И опять моя.

— Море неспокойно. Не боишься?

— Не впервой, — усмехнулся тот. — Прорвемся. Потрясет малость, а там и цены на рухлядь повысятся. Последний завоз он завсегда самый прибыльный. Много страха, много денег.

Макарин краем глаза увидел, как воевода гремя сапогами сошел на помост, хлопнул по плечу встречающего казака, бормотнул ему «Молодец!» и стал подниматься по бревенчатой лестнице к воротам заставы.