Евгений Константинов: Подарок инкассатору [litres]

В блокноте все дело? Или в карандаше? Или в нем самом? Непрочитанными в нетленке оставалось страниц пятьдесят. Но и прямо сейчас, по памяти Виктор мог бы выдать десятка два рисунков, и каждый отображал бы страсть, смерть, спасение, и все – в динамике, в динамике! Интересно, что скажет Александр Иванович, если увидит иллюстрации, так сказать, «по мотивам»?

На подоконнике у Виктора пылилась бутылка самогона, привезенная из деревни Плосково, где он как-то гостил у родного дядьки. Самогон Виктор не любил, зато берег для друзей, хотя в холодильник бутылку не убирал, чтобы место не занимала. Теперь решил махнуть теплой мутноватой жидкости крепостью градусов под семьдесят, глядишь, какая-нибудь мысль возникнет.

Махнул стопочку, закусил соленым огурцом. Открыл в блокноте чистую страницу. Рука словно бы сама собой начала отображать один из типичных сюжетов нетленки. В романе было сплошное насилие, больше всего описывались убийства, Виктор же очень быстро набросал сценку, в которой привязанная к флагштоку девушка готова была сделать для боевиков все, только бы ее не убили. Он нарисовал крупным планом ее искаженное страхом лицо, молящие о пощаде глаза…

По сюжету перед ней должен был стоять некий Цыплаков, с довольной улыбкой расстегивающий брюки. Цыплакова Виктор рисовать не стал. Вместо него взял да и нарисовал условного парня, но подразумевая себя – такого, каким был сейчас – в футболке, спортивных штанах и тапочках, готового воспользоваться покорностью беззащитной девушки. Рисовал Виктор очень быстро…

Отложив блокнот, наполнил стопочку, крякнув, выпил и закусил. После чего задумался – что же на самом-то деле происходит? Крыша у него поехала или блокнот творит чудеса? Впрочем, происходящее Виктору было очень интересно и даже приятно. Пусть даже и крыша у него поехала, все равно он испытывал какой-то особенный кайф. С другой стороны, не мог он ни с того ни с чего сдвинуться. Значит, все дело в блокноте. В блокноте?

Он вдруг ощутил боль в правом ухе, – словно кто-то со всей дури кулаком врезал. Скривился. И вновь боль – на сей раз в правом боку. Машинально выполнил руками блок, защищая туловище, и тут же вновь скривился от возникшей боли в предплечье.

Догадался, что его бьют. Кто? Почему? За что? Взгляд упал на страницу блокнота. На той странице он нарисовал лишь условного себя и готовую к любым унижениям Валентину, но теперь там возник новый персонаж, по всем признакам некто Эдуард Лещевский. Его образ Виктор до сих пор на бумагу не перенес, но именно таким он Лещевского и представлял. И вот этот Эдуард прямо у него на глазах, вернее, на странице блокнота, появился откуда ни возьмись и на него же, Виктора, с кулаками и набросился…

В тексте нетленки Эдуард накануне соревнований начал флиртовать с Людочкой, добился от нее взаимности и за это получил от ее ревнивого мужа в грызло. На следующий день Эдуард решил от ревнивца держаться подальше, благо в соревнованиях был заявлен как запасной. Однако, когда увидел творившийся беспредел, бросился выручать насилуемую девушку, но тут же был схвачен и связан. Но всего этого Виктор не рисовал!

Больно, больно, больно…

Наткнувшись пальцами на ластик, Виктор интуитивно провел им по открытой странице блокнота. Тут же посылы боли прекратились. Он с усердием стал стирать картинку, и все… все! Страница в альбоме стала чистой, хотя ушибленные места на нем самом давали о себе знать.

Может, позвонить Александру Ивановичу? Ведь это его рукопись и блокнот. А может, все дело в его, Виктора, умении художника настолько достоверно отображать персонажи, что они начинают жить на бумаге своей жизнью?

Виктор выхватил из лежавшей на тумбочке пачки бумаги чистый лист формата А4. Быстро отобразил сцену, в которой посередине водоема покачиваются борт о борт две лодки и в одной рыболов только что вытащил из воды якорь, во второй некто в камуфляжной форме держит его под прицелом карабина. По ходу сюжета в следующую секунду боевик нажимал на спусковой крючок и отстреливал Максиму мизинец на руке. Тот ронял якорь, который пробивал в лодке приличную дыру, а еще через секунду со стороны ближнего острова раздавался выстрел, и боевик получал пулю в затылок.

Постаравшись, Виктор скопировал эту же картинку на странице блокнота. Потом махнул еще самогона и завалился спать. Разбираться со всеми этими сюжетами и рисунками следовало утром, на свежую голову.

Разбуженный телефонным звонком, Виктор услышал в трубке голос дежурного по инкассации. Часы показывали половину десятого утра, а дежурный не столько попросил, сколько потребовал выйти сегодня поработать во вторую смену – за отгул, мол, Михалыч что-то приболел, а в резерве никого нет. Каких-то планов на вечер Виктор не строил, к тому же воскресный маршрут был самым легким и коротким, да и перечить дежурному не хотелось. Виктор и не стал перечить, согласился выручить и лишь после того, как повесил трубку, вспомнил, что сборщиком на его маршруте по воскресеньям бегает товарищ Козлов – самый неприятный человек среди всех работников банка.