Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Сань, ты не приходи на мой выпускной, я не хочу позориться.

— Привет, братишка. Извини, я не приеду на твой день рождения, у твоих племяшек завтра утренник в детском саду. Да, и ты к нам тоже не приезжай, у нас гости.

Я не мог больше причинять своим родным боль своим присутствием. Собрав вещи и скрепя сердце, я переехал в центр. Мне не хотелось уезжать, но оскорблять чувства любимых мною людей — своим голосом, своей внешностью, своей необустроенностью в жизни, я тоже не хотел.

— Что-то ты совсем упал духом. Выйдем на улицу, это нотная пыль пагубно влияет на состояние души.

— Скорее, на состояние голоса. Мне понятно, почему у Ардженти голос стал таким сиплым: он постоянно дышит пылью.

— Бедняга Ардженти, — вздохнул Доменико. — Кстати, ты ведь мне не рассказал, из-за чего ты подрался с Тонино?

— Да на пустом месте схватились, и из-за чего? Из-за какого-то дурацкого костюма!

— Ах, вот в чём дело. Завтра пойдём к синьору Страччи, это лучший портной в городе.

На следующий день был запланирован визит к портному, но он всё же был перенесён на более позднее время: я в качестве искупления вины сам предложил остаться после мессы в Капелле и отсортировать ноты, которые, в связи со вчерашним инцидентом, по-прежнему представляли собой неупорядоченное множество. Я хотел остаться один, наедине со своими расползшимися как змеи мыслями и вопросами, на которые не находил ответа. Но Доменико решил составить мне компанию, что одновременно и обрадовало, и расстроило меня.

Да, я всё ещё был под впечатлением от вчерашнего странного сна, однако, всеми силами не подавал виду. Но в глаза Доменико, в эти чистые, невинные глаза цвета пасмурного неба, я старался не смотреть. Потому что в этих глазах я видел отражение своей безумной и бессмысленной иллюзии, в истинности которой я словно сам себя убеждал, делая ошибочные, логически не обоснованные заключения.

Нет, Доменико, ты просто не можешь быть «виртуозом», ведь ты так похож на неё, на мою меднокудрую богиню из старого сна, мою леди-совершенство. Может быть, ты, моя радость, нарочно прячешь свою невероятную красоту под личиной женственного юноши, чтобы избежать посягательств со стороны сильного пола? Или просто таким образом пытаешься свести нас всех с ума?

— Алессандро, — нежный голос тёплого тембра вернул меня в реальность. — Я знаю тебя уже неделю, однако, я ведь совсем тебя не знаю. Я не знаю, кто твои родители, есть ли у тебя братья и чем ты занимался до того, как попасть сюда. Я даже понятия не имею, в чём заключалась твоя предыдущая работа.

— Что ж, расскажу. Я единственный сын своих родителей. Мой отец, Пётр Ильич — профессор философии, а мать, Елизавета Григорьевна — кандидат исторических наук. Помимо меня у них есть две дочери. Старшая, Ольга, работает архитектором в… Финляндском герцогстве, если я не путаюсь с названиями, а младшая, Татьяна, учится в университете на археолога.

Бедный Доменико, мои слова повергли его в ступор. Понятное дело, какое высшее образование для женщин в то время? В лучшем случае, репетиторы по различным предметам, и то, только у богатых.

— Красивые имена. Должно быть, твои сёстры невероятно талантливы. Так чем ты занимался? — сменил тему синьор Кассини. — Насколько я понял, ты тоже работал в шкафу, подобно синьору Ардженти.

— Не совсем в шкафу…

— Где же? — не отставал любопытный Доменико.

— Вот честно скажи, ты веришь, что я из будущего? Если нет, то объяснение бессмысленно.

— Я верю тебе, Алессандро.

— Хорошо. Мне это трудно объяснить, исходя из временной разницы. За триста лет наука шагнула очень далеко, и фантастические машины, выполняющие почти всё, что ты захочешь, стали реальностью. Но для того, чтобы эти машины действительно выполняли желания, в них необходимо «вдохнуть жизнь». Для этого требуются усилия миллионов таких инженеров как я.

— Я не верю, что подобное возможно.

— Это так, поверь. Да, тебе придётся поверить мне на слово, потому что я не имею возможности предоставить доказательства; да, я, возможно, зря всё это рассказываю тебе, потому что ты ещё не застанешь эпоху технического прогресса. Но он произойдёт.

— Ничуть не зря. Мне интересно, каким образом ты и твои коллеги «вдыхают жизнь» в бездушную машину?

— Мы пишем инструкции на одном из специальных языков, похожих на английский, которые затем переводятся в машинный язык, тот, что понятен машине. Причём, если первые из них представляют собой обычные команды к действию, то последний состоит лишь из различных комбинаций нулей и единиц. Других символов машина не понимает.