Анна Велес - Семь колец Пушкина [litres с оптимизированной обложкой]

– Чай, – ответил Вова. – Во-первых, в его составе легче всего спрятать отраву, если это зелье. И запах. Чай отбивает его полностью. Почти. – Тут он позволил себе улыбнуться. – А главное, этот сорт пьет только его светлость. Прислуга не имеет доступа к нему.

– Потому что я еще в состоянии сам заботиться о себе, – заметил Константин-старший. – Этот сорт привозили мне из Китая. Я самостоятельно завариваю себе его на ночь, особенно когда работаю допоздна.

– А когда вы почувствовали недомогание впервые? – продолжил дознаватель, теперь уже адресуя свои вопросы непосредственно Константину Константиновичу.

– Где-то в марте, – подумав, ответил князь.

– Отец! – Гавр вскочил со стула. – Более полугода! Ты принимал эту отраву и… Почему ты не сказал! Наталья права, у тебя есть я, мы. Она предложила свою помощь! Почему ты молчал!

– Успокойся, – чуть ворчливо посоветовал Константин-старший сыну. – Я не думал об этом. Да, стал чувствовать себя плохо. Я пошел к своему лекарю. Ты, Гавр, ее знаешь. Она не нашла причины. И тогда… – князь тяжело вздохнул. – Мы Романовы. И в нашей семье было много… тайных болезней. Многие мои родные уходили рано. Я понимаю, что у нас плохая кровь. Да вся страна знает об этом! Вспомните бедного Алешеньку…

– Глупости! – категорично заявила Наталья. – Романовы, конечно, болели… разными хворями. И это семейная проблема. Но посмотри на своих детей! Гавр, Костя, Георг! Они полны жизни. Посмотри на меня! Сколько мне лет? И, поверь, чувствую себя прекрасно.

Ева невольно улыбнулась. Наталья даже не заметила, как спокойно причислила себя к Дому Романовых. Да и в желании доказать князю свою правоту Нарышкина упустила из виду тот факт, что и она сама, и тот же Гавр – оборотни.

Князь на эту речь Натальи лишь пожал плечами.

– Возможно, я поддался самому известному пороку нашей семьи, – сказал он. – Романовы склонны к черной меланхолии. Но… Важно, что я просто решил подготовить свой уход. Наверное… – он чуть задумался, подбирая слова. – Мне стоило бы даже благодарить отравителя. Я многое пересмотрел, передумал. И старался изменить.

Все Романовы теперь смотрели на своего старшего родича с немым удивлением.

– Фонд, – начал он объяснять, – это мое детище. Моя жизнь. Но у меня есть и семья. О которой я неблагодарно забыл. Это надо было исправить. И я старался это сделать. А выставка была поводом все правильно сделать и… Моим прощальным триумфом.

– А я-то думала, это лишь повод посоперничать со мной, – усмехнулась Наталья.

– Нет, – совершенно серьезно ответил Константин-старший. – Но ты сильно мне мешала. Или… помогла? Скольким моим детям ты предлагала продать меня?

Несмотря на жестокий смысл фразы, князь улыбался, задавая своей давней сопернице этот вопрос.

– Всем, конечно! – искренне рассмеялась в ответ Нарышкина. – И…

Она развела руками. Даниил, не выдержав, обернулся к ней, с явно ироничным удивлением на лице.

– О да! Мальчик, – ответила Нарышкина кузену, – в других обстоятельствах мне следовало бы наказать тебя за наглость. Но сейчас – да. Я отвечу утвердительно на твой невысказанный вопрос. Я сдаюсь.

Романовы вновь смотрели на нее в немом удивлении.

– Наталья, – князь заставил себя выпрямиться в кресле. – Я не приму твою жалость!

– Жалость? – Нарышкина отошла от окна, встала напротив Романова-старшего, скрестив руки на груди. – К чему это? Я сдаюсь. Я оставляю свои попытки захватить твой фонд, твое положение в Петербурге, отказываюсь подрывать твой авторитет в мире науки. И жалость тут ни при чем. Просто… Вот ты, мальчик, – она резко обернулась к Даниилу, – скажи ему, что ценит наша семья? Что важно для тебя. Как для Нарышкина.

Дознаватель не ожидал этого вопроса. Он был в этом доме как Страж. Но ситуация явно вышла из-под контроля. И все же он ответил на вопрос. Только смотрел он при этом лишь на свою напарницу. Потому что с первой встречи он восхищался в Еве именно теми самыми качествами, которые сейчас называл Наталье.

– Я ценю верность, преданность, дружбу.

– Вот! – победно воскликнула Нарышкина, вновь обращая все свое внимание на Романова-старшего. – Это ценит наша ветвь семьи. И твоя тоже. Посмотри на своих детей, Константин. На каждого из них. Ты уже спросил, и я ответила. Каждому из них я предлагала, как ты выразился, продать тебя. Гавру я обещала денег. И он отверг и меня, и мое богатство. Он был первым. И… самым дерзким. – Она метнула на оборотня такой взгляд, что становилось понятно, насколько грубым на самом деле был его ответ. – Теперь Георг… Он просто ушел, даже не закончив разговор. А много ли я просила? Просто возглавить фонд и принять после этого мое покровительство. Константин-младший…