Дэниел О’Мэлли - Ладья [litres]

– И ты собиралась рассказать об этом всему Правлению? – спросил Грантчестер.

– Ну, о потере памяти я надеялась не упоминать, – ответила Мифани. – Но если бы это было необходимо, чтобы взять тебя, я бы призналась.

Грантчестер пристально смотрел на нее, не показывая на своем приятном лице никаких эмоций.

– В общем, Гештальт явно не мог тянуть за ниточки, – продолжила она, – а вот ты мог, и легко. Ты много лет проработал ладьей, управлял финансами. Ты, как и я, курировал столько секретных операций, что хорошо знаешь, как это делается. Мог основать школу и потом поддерживать ее, получив повышение до слона. В конце концов, ты отвечал за реструктуризацию финансов всей организации. И при этом как раз можно было скрыть все расходы, связанные со школой.

Грантчестер смотрел на нее спокойно, сложив руки в пирамиду на столе, и Мифани невозмутимо продолжила:

– Еще Гештальт сказал, что меня назначили в Правление намеренно, потому что этого хотели Правщики. Но бьюсь об заклад, это ты предложил. С твоей-то репутацией автора неочевидных кадровых решений это, наверное, выглядело блестящей идеей. Ты же умеешь оценивать преимущества и слабости людей. И ты знал, что я стану отличной ладьей. Что я буду успешно управлять организацией. И что сумею возместить очевидное отсутствие таких способностей у Гештальта. И что я буду слишком занята, чтобы расследовать всякие несостыковки, и что я слишком зажата, чтобы встать у тебя на пути, даже если что-то откопаю. Так вот, когда мне пришлось встретиться с Граафом Гердом де Леувеном, я, признаюсь, думала, это подстроил слон Алрич. Я была в ночном клубе с подругами, и он тоже там был, искал горячие тела, чтобы их осушить. Мы пересеклись, а потом меня окружила кучка здоровых и неуклюжих бельгийцев. Я думала, Алрич выпил кровь своего избранника, и сразу позвонил бельгийцу с мобильного. И может быть, тебе, Конрад, будет интересно узнать, что после того, как на меня напали две недели назад, я пробралась через проход, который ведет из моего кабинета в гараж. И там, страдая от нервного расстройства или что там у меня было, я попала в засаду. А доступ в эти туннели был только у ладей. И ни одного из тел Гештальта в ту ночь в городе не было. Я уверена, у тебя есть несколько отдельных входов и, может даже, ведется наблюдение. В общем, по ним ты пробрался в Ладейную и повредил мне память. Отсюда же, наверное, и узнал, что на прошлой неделе я собиралась ускользнуть, и организовал за мной слежку.

– Ну, все это едва ли что-то доказывает, – сказал Грантчестер. Голос у него был довольный, и Мифани это взбесило.

– Нет, – ответила Мифани. – И поэтому я никому ничего не рассказывала. Но недавно мне понадобилось перелопатить всю переписку – и деловую, и личную, – и я наткнулась на объявление, которое вы с женой разослали, когда усыновили ребенка. – Мифани сделала глубокий вдох, придумывая, как продолжить свой рассказ. – Особенно меня заинтересовал семейный портрет. Видишь ли, твоя жена показалась мне знакомой – но не только потому, что она миссис Грантчестер. Во время разговора с Гештальтом у меня была возможность посмотреть его глазами. Всеми его глазами, – многозначительно добавила она. – Оказывается, у Гештальта есть пятое тело, младшее, и это тело находилось с твоей женой – я тогда увидела ее незабываемые голубые глаза. Кое-что разузнав, я выяснила, что Элиза Гештальт некоторое время назад уходила в длительный отпуск и вернулась прямо перед тем, как ты усыновил ребенка. И это не все. Я знала, что у нее есть шрам поперек живота, а недавно ее вообще отозвали. В общем, я думаю, что ты усыновил ребенка Гештальта. Думаю, твой ребенок – Гештальт. Ты работаешь на Правщиков, верно, Конрад? Неудивительно, что ты требовал, чтобы каждую крупицу новых сведений отсылали в Верхний дом, – тебе нужно было проводить свой стратегический анализ рисков. Хотел быть уверенным, что знаешь все, что знаем мы.

– Что ж, весьма впечатляюще, – признал Грантчестер. И улыбнулся так, что Мифани захотелось сломать ему нос. – Как ты четко все изложила. Вот это я понимаю, хорошая розыскная работа.

– Тебе, наверное, доставляло удовольствие, – холодно ответила она, – наблюдать, как я надрываюсь, как пытаюсь скрыть свою амнезию.

– Ну, на самом деле, – непринужденно произнес он, – мы не знали точно, насколько у тебя повредилась память. Но я рад слышать, что сработало как надо.

«Да ладно, не может быть, – усомнилась Мифани. – Он серьезно не знал?»