Петр Никонов - Долгое путешествие

- Посмотрим, Нахема. Посмотрим, - я честно не знаю, что можно еще ответить.

Сгущаются сумерки, а вместе с ними и туман. Белые клубы катятся над водой, затягивая всё вокруг. Кажется, что корабль наш плывет в бескрайнем облачном море, вне времен и пространств, словно в тягучем, долгом сне, из которого невозможно проснуться. Картина тревожная, но завораживающая, и я смотрю, смотрю, смотрю, наклонившись за борт, на клубы холодного пара, извивающиеся внизу, под бортом парома.

Сильный толчок в спину. Мои ноги взлетают вверх, подошвы скользят по мокрому металлу, а тело летит вперед. Я пытаюсь схватиться за поручень, но пальцы меня не слушаются. Полет вниз кажется таким долгим, а вода – такой твердой. Осознание того, что она обжигающе холодная, приходит лишь мгновениями позже.

Паром продолжает свой путь в туманной пелене, почти мгновенно исчезая из моей жизни, а я остаюсь один на один с самим собой посредине реки.

Впрочем, нет худа без добра. Мерзкое ощущение беспомощной прикованности к телу моего носителя исчезло. При желании, я мог бы бросить свое тело здесь и отправиться к берегу в бесплотном виде – духи, по крайней мере, не мерзнут. Но это верная смерть для Фабьена, а после той помощи, которую он мне оказал, предоставив на эти несколько дней свое тело в мое распоряжение, я просто не могу просто так его бросить.

И я плыву, плыву вслед за паромом. Гребок за гребком. Гребок за гребком. Холод проникает внутрь меня, сводит руки и ноги, но я плыву и плыву. Я перераспределяю ресурсы тела, чтобы сохранить температуру в важных органах. Я заставляю сердце Фабьена биться быстрее, поднимаю давление и температуру крови. Это рано или поздно аукнется этому телу, но я сделаю всё, чтобы смягчить последствия. Лучшие клиники, лучшие врачи, лучшие доноры, и лучшие удовольствия, какие только доступны человеку на этой земле. Фабьен всё это получит, если доплывет. И мы плывем. Гребок за гребком. Гребок за гребком.

Когда я, наконец, выбираюсь на берег около городка Труа Пистоль и отогреваюсь, что занимает немало времени, дров в камине и почти две бутылки виски, я решаю отказаться от преследования Джудит. Кем бы она ни была, и что бы она ни делала, она права. К прямой схватке с ней я не готов. Мне ее не победить, а отправляться в космическую одиссею у меня нет никакого желания, пусть это и выглядит заманчивым для любителей фантастической литературы.

Что ж, пожалуй, стоит воспользоваться ее советом. Пора мне и отдохнуть.

Глава XVIII .

12 августа – 2 ноября 2017 г.

Бар Харбор, штат Мэн, США

Свинцово-серый океан плещется прямо под моими окнами. От балкона до воды едва ли больше пятнадцати метров. Это сейчас, в прилив. В отлив вода уходит далеко, обнажая черные, мохнатые от бурых водорослей скалы. А потом всё возвращается обратно – вода приходит и скрывает приоткрывшиеся тайны морского дна, как юная девушка стремительно прижимает к ногам легкую юбку, взвившуюся от порыва ветра. Мало где в мире окружающий пейзаж так сильно меняется с приливами и отливами, как здесь – в Бар Харборе, штат Мэн.

Я облокачиваюсь на перила балкона и подставляю лицо ветру. Потоки прохладного воздуха приносят капельки воды и запах подгнивающих водорослей. Скорее, приятный, чем отвращающий – так пахнет море и ожидание приключений. Небо плотно затянуто серыми, почти белыми, облаками, не редкость здесь, на севере. Легкая дымка, как вуалью, покрывает очертания Дикобразовых островов, похожих на семью спящих ёжиков. В заливе Француза всё спокойно.

Назван залив не просто в честь какого-то условного «француза», хотя их здесь было много в свое время. В восемнадцатом веке эти места были южным краем французской колонии Акадия, чье имя сохранилось не только в книгах Анны и Сержа Голон про Анжелику, но и в названии национального парка, у края которого, собственно, и находится Бар Харбор. Нет, француз этот совершенно конкретный, и, что интересно, неоднократно уже упоминавшийся мной. Сэмюэль де Шамплен, великий французский путешественник, отец всей Канады, губернатор Новой Франции и основатель Квебека, исследовал эти места (чуть не потеряв один из кораблей, наткнувшись на подводную скалу) в 1604 году. Вот в честь него залив позже и получил название – залив Француза.

Погода в Мэне непредсказуема и изменчива, как настроение юной барышни. Вполне возможно, что через полчаса эта молочно-дымчатая пелена рассеется, и появившееся солнце в один миг изменит весь пейзаж, словно одним движением фокусника подменив одну картину совсем другой. Море заиграет бирюзой, скалы начнут демонстрировать многообразие оттенков коричневого, серые острова покроются изумрудной зеленью ёлок и сосен, а глубокое синее небо станет прекрасным фоном для горизонта. И тогда я ринусь с балкона в свой гостиничный номер, чтобы вытащить на балкон свой мольберт и поскорее запечатлеть на холсте игру солнечных зайчиков на поверхности голубых волн. Пока небо снова не затянулось белой тюлевой занавесью. Бело-серых пейзажей у меня уже достаточно. В них есть своя особенная привлекательность – мистическая, завораживающая и манящая. Но их уже много, и теперь мне хочется ловить яркие оттенки. Нет, конечно, можно просто сфотографировать эти солнечные моменты, или даже снять видео, а потом просто спокойно перенести это изображение на холст в мастерской. Не говоря уж о том, что все эти блики и краски прекрасно отпечатываются в моей (почти) совершенной памяти. Но это убьет весь азарт. Мне нравится ждать погоды, ждать момента, охотиться на солнце. Поэтому эту картину я буду писать по-старинке, ожидая у моря погоды. Столько, сколько понадобится. Время у меня есть. Я никуда не спешу.