Макс Фрай: Так берегись [litres]

Сейчас в ночном небе сияли только две строчки: «Когда я умер в городе, где хрустальные лестницы». Я не великий знаток угуландской поэзии, но именно это стихотворение Айры Кори помнил. И точно знал, что там ещё писать и писать. То есть мой друг совсем недавно приступил к работе. Так что я, пожалуй, и правда успею дойти – не факт, что до самого дома, но хотя бы до границы Старого города – прежде, чем у Великого Магистра завершится плановый приступ гуманитарного весеннего безумия, и он условно деликатно осведомится, не желаю ли я выпить с ним кружку тоже очень условной камры перед совсем уж смехотворно условным сном.

Иными словами, ясно было, что раньше, чем через час, а то и все полтора я не получу возможности наябедничать ему на Нумминориха, одолеваемого опасными искушениями. Душераздирающий монолог с эффектным заламыванием рук стоял в моих планах на грядущую ночь под номером один. Не потому, что я думаю, будто сэр Шурф в последнее время как-то слишком уж хорошо живёт, и надо бы для равновесия пару раз ощутимо его огорчить. Просто для борьбы с опасными искушениями, поджидающими начинающих путешественников по далёким чужим мирам, наверняка есть рецепты, проверенные временем, в смысле, особо безбашенными магами древности. И может быть, пара-тройка этих рецептов даже записана неразборчивым почерком на каких-нибудь истёртых клочках пергамента, от которых в тайной сокровищнице библиотеки Иафаха сундуки ломятся. Ну или не сундуки. Чёрт их на самом деле знает, как они хранят особо древние рукописи, но главное, что как-то хранят, и сэр Шурф рад любому предлогу лишний раз в них порыться, так что, может, чего полезного и отыщет – вот о чём я думал, пока шёл, не разбирая дороги, мимо живописных руин загородной резиденции Ордена Дырявой Чаши. И одновременно о том, что ужасно хотел бы исследовать эти развалины, в идеале, предварительно превратившись в мальчишку, у которого даже при взгляде на мрачное наследие тяжёлого магического прошлого поджилки трясутся, но он всё равно лезет туда искать черепа погибших в последней битве магистров и припрятанные ими в заколдованных тайниках сокровища, такой молодец.

Впрочем, ладно, превращаться в храброго перепуганного мальчишку не обязательно, я и так – практически он, поэтому можно будет однажды исследовать руины Орденских резиденций просто так, по работе. Если, конечно, мне повезёт, и в тамошних подземельях заведётся какая-нибудь потусторонняя пакость, несовместимая с безмятежным течением общественной жизни. Потому что, будем честны, иначе у меня вряд ли найдётся время на это развлечение. Даже короткий романтический пикник на заросших весёлой весенней травой зловещих развалинах, пожалуй, не втиснется в график. Прискорбно, но нет.

Я так погрузился в размышления о спасительных древних рукописях и несбывшихся пикниках, что временно утратил связь с реальностью и опомнился только споткнувшись со всей дури о какой-то подлый неразличимый в темноте выступ, да так сильно, что не устоял на ногах. Рухнул на землю, коротко взвыл, даже толком не выругался поскольку так больно ушибся, что тут не ругаться надо, а срочно вспоминать простейшее знахарское заклинание, позволяющее быстро унять боль. Как это обычно бывает со знахарскими заклинаниями, применять его к себе гораздо трудней, чем к другим людям, поскольку сильная боль целиком захватывает внимание и отвлекает от собственно целительского процесса. Но всё-таки, хвала магистрам, возможно. И я его вполне успешно применил – с третьей попытки, но учитывая мою неопытность, и на этом спасибо. После чего разулся и уже всерьёз занялся стремительно распухающей ушибленной ногой; пока она болела, даже пытаться было бессмысленно: лечить по-настоящему гораздо трудней, чем просто ликвидировать боль.

Ногу я кое-как починил и, надо сказать, в процессе совершенно выдохся. Всё-таки знахарство – не моё сильное место. Счастье, что удалось научиться хотя бы азам, потому что довольно глупо себя чувствуешь, вынужденно обращаясь за помощью по любому пустяковому поводу, вроде хоттийской золотой лихорадки, от которой слегка поднимается температура, а окружающие предметы начинают казаться блестящими, или, как сегодня, ушибленной ноги.

Всё это пустяки, вряд ли заслуживающие внимания, однако возня с малознакомыми заклинаниями хотя бы отчасти объясняет глубочайшую растерянность, охватившую меня, когда издалека послышался шум, очень хорошо мне знакомый и одновременно совершенно невозможный, немыслимый в Ехо и вообще в этом Мире, потому что здесь нет поездов. А шум, несомненно, был звуком приближающегося поезда, такое ни с чем не перепутаешь. Даже если потерял память обо всех прежних жизнях сразу, всё равно встрепенёшься от этого постепенно нарастающего ритмичного гула. А я память, вроде бы, не терял.