Макс Фрай - Так берегись [litres]

Ну, по крайней мере, душераздирающие сцены последней битвы с лесными разбойниками, услужливо нарисованные моим буйным воображением, скрасили мне остаток дороги. Развлекли, но настроения не улучшили. Всё-таки хуже самой беспомощности может быть только ясное понимание, до какой степени ты беспомощен. А до меня как раз окончательно дошло.

Мне ещё пришлось минут десять просидеть в пустом кабинете Шурфа наедине всё с теми же унылыми мыслями. Поэтому, когда он не просто вошёл, а ворвался, как ветер, в распахнутое окно, с виду спокойный и строгий, но переполненный бесшабашной весёлой силой, которая ещё недавно казалась мне просто нормой – а как иначе-то? – я чуть не помер на месте от зависти, чувства, настолько мне прежде не свойственного, что легче поверить, будто сошёл с ума, чем признать, что действительно его испытываешь. Но у меня такие номера не проходят, я привык быть честным с собой.

– Ну и настроение у тебя! – изумлённо сказал мой друг, поставив передо мной кружку лучшей в мире камры, которую можно получить только у его личного повара и больше нигде во Вселенной. – Я был уверен, что мой посланец с распоряжением тебя насмешит. Но получается, ошибался. Ты что, рассердился? Всерьёз?

– Да, это было бы круто, – невольно улыбнулся я. – Но нет. Не настолько я псих. Я, к сожалению, вообще ни насколько не псих. Совершенно нормальный человек, скучный и неприятный, как все нормальные люди. Представляешь, смотрю на тебя, и мне завидно, что ты – великий колдун, а я – больше нет.

– Вот такая страшная тебе досталась судьба. Обречён прозябать в ничтожестве бесконечно долгие пару дней, – флегматично согласилось это чудовище, по какому-то недоразумению родившееся человеком. Сэр Шурф Лонли-Локли – такая же вопиющая ошибка природы, как Базилио. Только наоборот.

– На самом деле ты совершенно напрасно преувеличиваешь масштабы своих временных затруднений, – добавил он. – Если не из уважения к здравому смыслу, с которым у тебя сложные отношения, то хотя бы просто ради моего удовольствия поверь: эта проблема – вообще не проблема по сравнению с тем, чего ты, по словам сэра Джуффина, избежал.

– Ещё какая проблема, – упрямо сказал я. – Всего пару часов назад проснулся, а уже сам себе до смерти надоел. Ты бы от полной неспособности даже зов кому-то послать тоже на стенку полез, спорим на что угодно… хотя нет, не надо нам спорить. Давай мы лучше просто никогда не узнаем, как ты поведёшь себя в подобной ситуации. Не будем ставить такие зверские эксперименты ещё и на тебе.

– Настоящего злобного завистника из тебя не получилось, – заметил мой друг. – Полный провал, сэр Макс.

– Ещё и тут полный провал, – усмехнулся я. – День явно не задался. Но твой посланец меня утешил. Насильственное препровождение в Иафах для конфиденциального разбирательства по делу государственной важности способно украсить самый неудачный день. А как он на Друппи смотрел, когда тот залаял! И явно прикидывал, испепелю я его прямо сейчас, или уже в амобилере, чтобы дома зря не сорить. Но всё равно стойко держался, такой молодец. Небось напьётся сегодня до беспамятства – собственно именно ради беспамятства и напьётся. И его можно понять.

– Это не называется «стойко держался», если ты заметил его волнение, – строго сказал сэр Шурф, и глаза его полыхнули адским педагогическим огнём, сулящим горемычному Младшему магистру дополнительные часы дыхательных упражнений. Многие сотни дополнительных часов.

– Ну так просто меня этой вашей хвалёной стойкостью не проведёшь. Я даже твоё волнение всегда замечаю, – напомнил я. – Так что не особо придирайся к человеку. Программу-минимум он точно выполнил: от собаки не убежал. И со мной говорил вежливо, но не заискивал, хотя добра от этого разговора явно не ждал. И амобилером управлял нормально… то есть, конечно, совершенно ужасно он управлял, ехали со скоростью нетрезвого пешехода, я чуть не рехнулся от скуки, но неторопливость обычно свидетельствует о самообладании. И в рычагах парень не путался. И руки у него не тряслись.

– Ещё чего не хватало, – возмутился сэр Шурф. – Трясущиеся от волнения руки я бы и послушнику не спустил.

Однако педагогические тучи, сгустившиеся было над головой горемычного посланца, явственно начали рассеиваться. И хорошо. Бедняга не виноват, что я так чутко улавливаю чужое настроение. Думал, кстати, это тоже из-за магии, но получается, всё-таки нет.

– В общем, спасибо тебе за этот нелепый арест, – сказал я. – Смешно получилось. И главное, вовремя… ну, почти. С утра я на вас с Джуффином совершенно всерьёз рассердился, что ушли, не оставив записки. Потом вспомнил, что записка считается плохой приметой, и рассердился заново, что вы верите в такую ерунду. А кстати, действительно верите? Или просто не сообразили, что можно написать?…