Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

Через некоторое время достигли лагеря. Вдоль дороги курились костры. По обочинам потянулись вереницы распряженных фургонов и телег. В лесу, у скал, паслись лошади. То там то тут, на местах где поровнее, светлели длинные серые, поставленные для прислуги и солдат, брезентовые армейские палатки, рассчитанные, наверное, сразу на тридцать или сорок человек. По указанию начальника лагеря, барона Марка Тинвега, что лично выехал встретить графа и герцогиню, свернули с дороги в чащу, последовали за ним.

Станица была уже заранее разбита у скал, на склоне каменистого холма, на берегу реки. Внизу, у спуска к воде, на просторной поляне, были установлены деревянные столы и навесы, организовано место для танцев, заготовлены бревна для кострищ. На отдалении друг от друга светлели роскошные, поставленные слугами и оруженосцами для богатых горожан и рыцарей, наверное, не менее уютные, чем самые настоящие дома, высокие, просторные шатры. По лесу стелился дым многочисленных костров, над огнем стояли треноги — заранее высланные вперед повара и оруженосцы готовили ужин, потрошили на козлах подстреленных кабанов и лосей. Запах дров, дыма и смолы смешивался с непривычными городскому жителю, пьянящими ароматами осенней тайги.

У дороги, перед въездом в лагерь, был установлен свежесрубленной, массивный, украшенный сосновым ветвями и красными светильниками поклонный крест. Лампада горела перед ним. Бородатый капеллан в черном подряснике и вытертом сером стихаре читал псалмы. Проезжая мимо, рыцари спешивались, снимали с голов шапочки, откидывали капюшоны, кланялись, крестились. Отдавали коней оруженосцам, сам шли к шатрам и навесам.

Вечерело. Бледное небо отражалось в бегущей между камней, журчащей серой воде. Здесь Керна была немного уже, чем рядом с городом ниже по течению. Зажатая между отвесных, уходящих в пучину на несоизмеримую ледяную глубину серых, поросших лесом скал, она превращалась в быстрый могучий и мутный поток, словно впитывая в себя ту реликтовую силу, что наполняла этот дикий, глухой и безлюдный таежный край, черных хвойных лесов, непролазных чащоб и нагромождений принесенных когда-то прошедшим здесь ледником обломков гранита. То там, то тут из стремнины торчали острые клыки камней. Высокие коричневые сосны, цепляясь за трещины скал, склоняли свои кривые стволы и ветви к серо-рыжей в лучах заката воде.

Вертура и Мариса перекрестились на крест и по знаку вышедшего навстречу герцогини лейтенанта Кирки, вместе с остальными, проследовали по склону холма наверх. Туда, где чуть в стороне от основного лагеря, почти на самой вершине холма, так чтобы сверху была видна вся поляна, под соснами, под высокой каменной скалой, был установлен шатер для принцессы Вероники. И огромные полосатые кошки с массивными лапами, больше похожие на маленьких рысей, расхаживали вокруг него, крались в траве, как стражники сидели на установленной у входа скамеечке, недоверчиво принюхивались, щурились, приглядывались к новоприбывшим.

Здесь, у входа в шатер уже был и предусмотрительно установлены стол и скамейки, на которые сразу же упали, бессмысленно уставились перед собой в землю, с непривычки утомленные дрогой Гармазон и Элла. Мужчины подходили к столу, снимали с плеч, принесенные от лошадей просторные седельные сумки, калил их на стол. Женщины открывали их. Раскладывали, относили в шатер вещи.

Фарканто и Корн развернули, установили знамя, проверили, хорошо ли держится. Огляделись вокруг шатра, сели с Вертурой на скамеечку рядом со входом, зачиркали огнивами, зажгли фитиль, закурили.

По всему лесу вокруг звонко стучали топоры. Внизу, на поляне, засветили большой костер. На столах появились пока еще незажженные, но уже готовые развеять мрак приближающихся сумерек, расписанные красным и зеленым стеклянные светильники. От шатров принесли многочисленные чаши и кувшины с напитками. Развлекая девиц, мерно забренчала гитара, зазвенела арфа, запела флейта. Ветер, большое открытое пространство, шум деревьев и реки глушили голоса и звуки лагеря внизу. Даже несмотря на все это веселое, восторженное многолюдье, непреклонно навевали то самое непередаваемое ощущение первобытной, царящий в этих краях уже много веков тишины. Вертура, Фарканто и Корн молча сидели на скамеечке, внимали ему, устало курили, улыбались своим мыслям. Для слов не осталось ни желания, ни сил. Только молодой барон Визра, удостоверившись, что его прозрачная пластинка не работает здесь, снял свою мантию, подпоясался ножнами, накинул поверх черной атласной рубахи свой тяжелый темный плащ, достал меч и пошел на вершину холма, на скалу, подальше от людей. Там он бродил в одиночестве между сосен, растрепав длинные черные кудри, внимательно смотрел на реку, словно пытаясь вспомнить или осознать что-то очень важное в своей жизни.