Я знала, что он придет. И не только я. Знала и ждала. Я расставила свечи.
И смешала травы.
Перебрала вручную угли для жаровни, хотя в этом-то нужды не было, но действие, пусть и бессмысленное, успокаивало.
…и он пришел.
На сей раз обошлось без стука. Просто скрипнула, приотворяясь, дверь, запертая, к слову, на засов, а я подумала, что все-таки стоило ее подпереть. Нет, я не надеялась, что стол задержит отца, но хоть какое-то препятствие, а то заходи, бери, что хочешь… или вот веди себя по-хозяйски.
— Здравствуй, что ли, — сказала я, вытирая измазанные угольной пылью ладони о платье, которое, впрочем, не стало ни менее белоснежным, ни более уместным.
— Здравствуй.
А он говорил чисто. Разве что чересчур аккуратно, четко проговаривая каждый звук, и эта вот излишняя аккуратность царапала слух.
И внешне…
По Мариссе было заметно, что она не человек. И по тому, по которому скучали крысы, тоже. А отец… он остался собой? Или… нет, конечно. Это как игра в прятки, найди тень, сокрытую в тенях. Или тварь, что подобрала человеческое тело.
Не потому ли он так тянул время? Приспосабливался. Учился двигаться. Говорить. Одеваться.
— Узел крупноват, — не удержалась я, указав на шейный платок. — И пуговицы не все застегнул.
— Мелочь, — он оскалился, и зубы его были плоски и ровны, как у человека, но меня все равно передернуло. — Привыкну.
И я не усомнилась, что и вправду привыкнет.
Он стоял и смотрел.
Примерялся.
И я понимала, что если у него возникнет желание свернуть мне шею, он его воплотит. А я… я ничего не смогу сделать. Разве что умереть красиво и в бою. Но проблема в том, что умирать я не собиралась. И потому просто повернулась спиной.
Это стоило немалых сил.
И нервов.
Но… один шаг. И еще один. Кухня. Пентаграмма кажется вплавленной в доски пола. Свечи стоят. Угли в жаровне дымятся. Рядом в чаше тускло переливается то, что благородные ученые скромно именовали «запретной субстанцией», не догадываясь верно, что есть куда более запретные.
— Не самая аккуратная работа, — он прошел за мной, чтобы остановиться за моим плечом. Близко. Настолько близко, что теперь я ощущала едкий запах мертвечины.
Надо же.
А он знает. И пытается скрыть его за маслами, которых вылил на себя куда больше, чем следовало бы. Вот только эффект получился обратным. Будто средь розовых кустов труп разлагается.
— Не самый лучший некромант, — отозвалась я, взяв в руки чашу. — Череп сам на место поставишь или мне?
— Я могу тебя убить.
— Можешь. Наверное. Или нет? Если бы мог, ты бы это сделал. Значит, есть что-то, о чем я не знаю. Что-то, что мешает действовать напрямую… причинять вред.
Моя мама оказалась наивной и доверчивой, впрочем, не только она. Но ведь не была же она полной дурой? И тварь растянула губы в улыбке.
— Сообразительная.
Какая уж есть.
С другой стороны, тот факт, что он не способен свернуть мне шею, из опасения, что клятва может и в не-жизни сработать, ничего не значит. Всегда найдется кто-то, готовый помочь ближнему своему в нелегком этом деле.
Были бы деньги.
Деньги у папочки были.
Я оскалилась, надеясь, что выгляжу в достаточной мере дружелюбно, и сказала:
— Давай договариваться, что ли?
Он наклонил голову, чуть больше, чем наклонил бы человек, и шея его потянулась и так, что меня передернула.
— Во-первых, убить меня ты не можешь. Во-вторых, ты не в том состоянии, чтобы провести ритуал. Тебе понадобится некромант. Конечно, под твоей рукой их изрядно, но мы оба понимаем, что одно дело — пакостить по-тихому, и совсем другое брать на себя кровь. В-третьих… хотя, и этого достаточно.
Откуда во мне этакая смелость?
Почти лихость, медленно, но верно переходящая в дурь?
— Я проведу ритуал.
Демон где-то там, за краем мира завозился, и в эмоциях его мне почудилось недоверие.
— А там… там посмотрим, чья некромантия угодна миру.
Губы того, что притворялось моим отцом — вот знала я, что не нужно искать родственников — растянулись в подобии улыбки.
— Что ж, — голос его звучал почти привычно, — действуй… и быть может, я позволю тебе остаться в живых.
Ага.
Еще немного и поверю.
А ведь мама говорила, что не стоит верить незнакомым личам.
Каждый некромант знает, что бояться надо не той тьмы, которая снаружи, но той, что внутри. Снаружи… подумаешь, ночь. И вовсе она не кромешная. Луна вот прячется меж облаков, поблескивают звездочки далекими искрами. Тени приползли к порогу, ибо подмораживает, им тоже холодно. Где-то далеко и заунывно жалуется на жизнь волколак.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу