Александр Гребенкин - Буря в старом городе [СИ]

Их шаги гулко звенели внутри часовни. Сияние свечей и свет с готических окон падал на стены, которые переливались и сверкали. Фрески были посвящены библейским сценам, а в верхней части — эпизодам из жизни святого.

— Посмотри, какая красота! — восхищённо говорила Виола. — Низ стен украшен драгоценными камнями из Богемии. Смотри, как они выложены — наподобие крестов. А стыки между ними покрыты золотом.

— Да здесь целая россыпь камней! Агат, аметист, сердолик, яшма…

— Вот это и есть блеск и сияние божественного Иерусалима!

— Какая здесь акустика, — заметил Мирослав. — Необыкновенная! Столько лет живу в Праге, а только сейчас это ощутил.

Виола кивнула.

— Я ещё вот что знаю. Император Карл IV хотел сделать в Праге центр христианского мира. Когда он её перестраивал у него возник образ небесного града Иерусалима.

— Это из Откровения Иоанна Богослова?

— Да. На императора Карла история Вацлава произвела большое впечатление. Он даже хотел Пражский Град назвать градом святого Вацлава…

И Виола перешла на шёпот:

— Хорошо сказано. Это что? Песня, стихи?

Она улыбнулась и покачала головой, сделав жест в сторону изображения распятия Христа.

— Смотри, здесь увековечен сам король Карл IV.

Они молча постояли перед картиной.

В правой части здания обращала на себя внимание каменная гробница на пьедестале, также украшенном золотом и камнями.

— Здесь находится ларец с останками святого Вацлава и его серебряный бюст, — прошептала Виола. — Смотри, как замечательны эти фигуры ангелов и портреты чешских правителей.

Над алтарем возвышалась статуя короля с копьём и щитом в руках.

Мирослав и Виола вышли из часовни и тут же заметили изменения в погоде: призрак тумана рассеялся, а из суконных туч стали падать лёгкие хлопья голубоватого снега. Снег бережно покрывал озябшие голые ветки, мёрзнущие лужи, гладкий камень мостовой, крыши дворцов, становясь уже белым с сиреневыми искорками.

Они пошли погулять в королевский сад и остановились, глядя, как снег падает на крышу дворца королевы Анны.

— Ты необычная девушка, — сказал Мирослав, глядя на неё и натягивая перчатки. — А что за стихи ты читала?

— А! — махнула тонкой рукой Виола. — Эти четверостишия возникают в моей памяти сами по себе, когда меня что-то по-настоящему волнует. Был бы повод.

— Ты способна удивлять! — воскликнул Мирослав.

Виола опустила взор.

Они долго стояли у поющего фонтана. Виола прислонила пальчик к устам, силясь уловить мелодичные звуки.

А потом подошла к Мирославу, взяла его руки в свои и заглянула прямо в глаза.

— А о тебе я ничего не знаю, Мирослав, — произнесла девушка. — Кто ты по жизни? Игрок? Или служащий?

Мирослав вздохнул. Снежинки покрывали его пальто, летели в глаза Виоле, и те блестели слезинками.

— Честно говоря, я и сам не ведаю, кто я…

Они одновременно рассмеялись, и она произнесла наигранно:

— Господин Никто. Таинственный незнакомец…

Мирослав хмыкнул:

— Да ладно… Что обо мне? Не интересно. Ты лучше скажи, как ты докатилась до жизни такой?

— До какой?

— Стала содержанкой Габора…

— Ах, долгая история!

— Ну, а если подробнее.

— Ну как сказать, — она вдруг нахмурила тонкие брови, и глаза её наполнились слезами. — Отец мой был должен большую сумму барону Эрнсту фон Габору. Такую, что и сказать страшно. Габор встретил меня после выступления в кабаре и напомнил о долге отца. Сказал, что расплатиться можно домом, землёй. Но тогда мы бы стали нищими и бездомными. И тут Габор намекнул, что есть ещё один вариант. Я должна позировать для скульптуры Артемиды. Её создавал один мастер. Мне не хотелось потери дома, а значит и отца — он может этого не выдержать. Позировать для скульптуры — занятие не такое уж обременительное, и я согласилась. В один прекрасный день я одела своё лучшее платье и решилась поехать к барону. Мы договорились с ним, что отец ничего не узнает. Так я стала зависеть от Габора.

— Ты сказала, что не знала его, как мужчину.

— У нас с ним ничего интимного не было… Не хочется об этом больше… Да и в сущности — вместе мы мало были. Сначала я приезжала пару раз на сеансы к скульптору. Там был и барон. Он относился ко мне, ну… как к дочери, что ли. С какой-то отцовской нежностью. Потом он нарядил меня и пригласил в ресторан, затем я сопровождала его на светский приём… Вот, пожалуй и всё…