Александра Гринберг - Дочь шторма, невеста огня [≈ Жнец крови и пепла] [litres]

На какой-то миг он подумал, что все кончено, – и тут же обугленные, покореженные руки уцепились за край здоровенной ямы. Скрюченные пальцы-угольки оскальзывались на покореженной брусчатке, но это ничуть не помешало твари выбраться наверх.

Теперь красотка Элрисса выглядела как нечто среднее между мумией и обугленным поленом. Пышные темные волосы сгорели едва не подчистую, обнажив череп; кое-где из-под горелой плоти и ошметков одежды белела кость; глаза на почерневшем лице полыхали двумя зелеными огоньками.

– Ты неподобающе себя ведешь, сын мой, – прошелестела тварь нечеловеческим голосом, скаля в жуткой ухмылке рот, полный острых белоснежных зубов. – Мне бы стоило всыпать тебе ремня.

Отдачей прилетело не сразу. Марк успел ухмыльнуться в ответ и приготовиться к следующей атаке. А потом внутренности будто сдавило невидимой рукой; не получалось даже вздохнуть. В глазах потемнело, а в ушах зашумело так, что на какое-то время он мог слышать только дикое биение собственного сердца. Устоять на ногах получилось не иначе как чудом. Из носа хлынула кровь – Марк почувствовал на губах металлический привкус.

И все же он вскинул ладонь, как раз тогда, когда нежить поднялась на ноги.

– Гренвудская дрянь? Как низко пали имперцы!.. – словно сквозь толщу воды, услышал Марк ее голос. – Даже с этой штукой тебе не победить меня, Мараддир!

– Я попробую.

Вокруг ладони заплясали искры – яркие, обжигающие кожу даже несмотря на защиту Эрдланга. На второй Небесный огонь его уже не хватит, а вот одарить нежить десятком шаровых молний…

…увы, откатом его накрыло после первых двух. Хотелось заорать – от обжигающей боли скрутило все тело. Не в силах держаться на ногах, Марк упал, больно ссадив колени о брусчатку. Оставаться в сознании казалось непосильной задачей – в голове стоял жуткий звон, перед глазами поплыло. Он перестал понимать, где находится. Кажется, даже отключился на какое-то время. Потому что следующее, что он увидел, – это архимагов, спешащих к Элриссе и вовсю разбрасывающихся убойными заклятьями.

Повсюду мелькали разноцветные вспышки заклинаний, в небе громыхало, земля содрогалась. То ли от устроенного кем-то землетрясения, то ли от мощной магии. Марк видел, что тварь могла только отбиваться – Небесный огонь изрядно ослабил ее.

Где-то за спиной послышалось знакомое рычание вендиго, а над головой – пронзительный крик, как если бы там пролетала огромная птица. Посмотреть наверх казалось непосильной задачей, но Марк догадался и так – костяной дракон. Дело рук Киары Блэр.

Элрисса наверняка предвкушающе улыбнулась. Представляла, как присвоит жутких тварей себе и отправит их по души архимагов. Пока же она выплеснула на противников волну сырой магии. Амулет на груди дернулся и опалил так, что захотелось его сорвать.

От ужасающего количества некромагической энергии стоило бы бежать. Но Марк не мог подняться на ноги. Он с трудом привстал на одно колено и вскинул руки – к Элриссе он был ближе всех. Нельзя упускать такой шанс.

«Придется тебе обломаться, мамочка ».

Прежде чем закашляться собственной кровью, он успел сотворить еще три мерцающих сгустка. Кажется, за спиной кто-то пронзительно закричал, но Марк уже не слышал. Его занимал лич, корчащийся и изуродованный, но регенерирующий со страшной скоростью.

И еще – по-летнему яркое солнце, что медленно поднималось над крышами уцелевших домов.

– Рассвет, – тихо прошептал он. – Еще немного… и рассвет…

Перед глазами мелькнули светлые волосы, чья-то холодная рука выдернула резонатор из предплечья, а такой знакомый голос зло прошипел на ухо:

– Бесишь, Эйнтхартен!

Ее смерть была с видом на Вересковый фьорд.

Можно подумать, что это и есть ее родная деревня. Но не было слышно ни холодного моря, ни истеричных чаек; вереск не шелестел на ветру, и над цветущей пустошью не гудели надоедливые насекомые. Солнце не грело кожу, а лиловатые цветы пахли не цветами, но душистым мылом.

«Все это нереально», – твердил въедливый ум Киары Блэр. Но она отмахнулась от этого зануды, плюхнулась на желтоватую траву и с завидным пофигизмом плела веночек из вереска и красновато-сиреневых цветов эрики. Когда-то малышка Мирейя радовалась этим венкам, словно какой-нибудь алмазной тиаре… Хотя, конечно, полевые цветочки очень блекло смотрелись в ее волосах – густо-красных, как рубины, ярко сияющих на солнце и очевидно выдающих нелюдскую кровь…