Александра Гринберг - Дочь шторма, невеста огня [≈ Жнец крови и пепла] [litres]

Она обхватила запястье Марка, отчего кожу закололо сильнее – несмотря на многочасовые совместные тренировки, приятного в чужой агрессивной магии было мало. По счастью, длилось это недолго. Марк всегда боялся ей навредить, а потому, несколько раз вдохнув и выдохнув сквозь зубы, вернул разбушевавшуюся силу на место.

Он высвободил руку и, не говоря ни слова, направился к выходу на балкон.

– Я не считаю, что ты… испортила меня, – выпалил он прежде, чем Киара успела закрыть за ними дверь. – И никому не позволю так считать.

– Да при чем тут это? – Она выразительно закатила глаза. – Большая часть Светлого Круга вот уже восемнадцать лет кряду мечтает увидеть «цепную сучку» в железном гробу. А ты – всего лишь очередной повод задеть меня.

Марк молчал долго – то ли стараясь успокоиться, то ли пытаясь решить, хочет он дальнейшего разговора или нет. И все же не удержался:

– Что произошло восемнадцать лет назад?

Киара, признаться, малодушно надеялась, что Марк все это услышит от кого-нибудь другого. Скажем, от папаши-трепача или от своей грозной бабки.

И, разумеется, боги посмеялись над этими наивными надеждами. Извольте, Блэр, не разгребать дерьмо чужими руками.

Молчать все равно не имеет смысла. В конце концов, Грегор Нэльтан – не первый и не последний, кто норовит швырнуть Киаре в лицо ее же увлекательное прошлое.

– Моя маменька, как и подобает вырожденке, не слишком дружила с головой, – неохотно начала она. – Когда леди Эрин покончила с собой, мне было пять лет. Сбросилась со скалы, прямо у меня на глазах. Еще через три года помер папенька, но прежде пошел вразнос и спустил в карты едва ли не все свое немалое состояние. Само собой, никто не желал брать на воспитание обнищавшую девчонку с дурной наследственностью – как потом такую с рук сбудешь?.. Никто, кроме моего кузена, а ему и самому тогда едва стукнуло семнадцать…

Кузен Вал принадлежал к той породе людей, из которых не выходит ни героев, ни злодеев, но Киаре он казался храбрым рыцарем: спас несчастную сиротку от приюта, а Кэрсталь – от разорения. К тому же Вал всегда был к ней добр, чуток и внимателен; не в пример папаше-грубияну – тот истово следовал завету: «Пожалеешь розги – испортишь ребенка».

А еще у Валдара-рыцаря имелась своя принцесса – Лориенна.

Нет, сейчас-то Киара понимала, что принцесса из Лориенны вышла так себе: не было в ней ни благородства, ни породы. Вполне себе деревенщина, нагловатая и бойкая, фигуристая, с курносым веснушчатым носом. Но тогда, две дюжины лет назад, Лори казалась ей самим воплощением красоты, любви и материнской заботы. Челядь диву давалась, до чего жена хозяина обожает малахольную девицу. Казалось, ей только и надо было, что угодить «моей юной принцессе». Шептались, мол, была бы нелюдь глазастая мальчиком, так ушлая деревенщина Лори давно бы муженька извела да за ту нелюдь замуж выскочила – гадость-гадость, но на что не пойдешь, чтобы из госпожи Блэр сделаться леди?

Лори оказалась ну очень ушлой деревенщиной. И извела свою юную принцессу.

Ну, попыталась.

Когда сила пробудилась, Киаре было четырнадцать и она лежала при смерти. (И мало кто по этому поводу горевал.) Точнее, в один миг лежала, а в другой – уже была в холле, слабая и разбитая, но все же здоровая. Плещущая сырой силой, которую не могла – и не думала – контролировать.

Целую вечность она стояла и слушала, как надрывается в колыбели малютка Мирейя, пока ее родители орут друг на друга, не щадя глоток.

Лориенна травила свою любимую невестку «Крадущейся тьмой» – да, любят же фейри придумывать звучные названия для всякой дряни. Травила долго и понемногу, чтобы никто не заподозрил. Даже денег накопила, чтобы дать взятку городскому лекарю, спешно вызванному ее мужем из Синтара. Очень уж хотела стать леди Блэр, так Валу и сказала: мол, девчонку жаль, но потом еще поблагодаришь, ведь твои дети будут благородными особами. Вал заботу супруги не оценил: кричал на нее, кажется даже дал парочку оплеух… он-то в лорды не метил и на подлость не был способен…

…но всеми жалкими человеческими силенками защищал эту лицемерную тварь. Пытался защитить, за что и поплатился сполна – двенадцатью годами в громоздком инвалидном кресле; он до сих пор с трудом передвигался на своих двоих. И Киара сейчас, пожалуй, могла понять эти попытки – кто не вступится за свою жену, когда ее буквально рвут на куски?

Да, понять могла. Но простить, даже спустя двадцать лет, так и не получилось.