Павел Иевлев: Мертвая женщина играет на скрипке

— Ты ничего мне не должен, Антон. Я очень благодарна за все. Прости меня.

— Блин, Марта, скажи уже!

— Антон… Мы прожили вместе пять лет. Это были хорошие пять лет, правда…

— Но… — подсказал я ей.

— Но ты ни разу за пять лет не сказал: «Я тебя люблю».

Ну вот, поезд ушел. Она уже все решила. И если бы сейчас сказал — было бы это правдой? Не знаю. А «не знаю» равно «нет».

— Настя расстроится.

— Прости. Можно мы не будем пока разводиться?

— У меня нет матримониальных планов, а налоги за это не берут.

— Спасибо. Мне легче в статусе замужней. Оркестр — тот еще серпентарий…

— Удачи тебе.

— И тебе. Если матримониальные планы появятся — напиши мне, разведемся.

— Аналогично.

Настя, узнав, расстроилась и даже поплакала, что вообще-то для нее нехарактерно.

— Я знаю, что она мне не мама, но я очень привязалась. Как мы теперь?

— Тебе придется самой мыть за собой посуду.

— Пап!

— И убирать в комнате.

— Папа!

— И готовить завтрак. И застилать постель. И запихивать белье в стиральную машину. И…

— Ну, пап, прекрати! Я не об этом!

— Я знаю. Но давай сосредоточимся на том, что можем исправить. Кстати, на кухне полно немытой посуды.

— Эй, а почему ее должна мыть именно я? Я ненавижу мыть посуду!

— Я тоже. Но я старше, а значит, ненавижу дольше, чем ты. Вперед, к раковине!

***

— Ты прогуляла школу.

— Да, — полное равнодушие, ноль эмоций, разувается в прихожей и — хлоп — у себя в комнате.

Выждав пару минут, стучусь.

— Можно? Ты переоделась?

— Заходи.

Сидит носом в смарт. Головы не повернет, одежда кучей на полу.

— Почему опять? — со вздохом поднимаю с пола и расправляю школьную форменную блузку.

— А смысл?

— Смысл хождения в школу заключен в получении обязательного образовательного минимума. Мы уже говорили об этом — если ты не будешь ходить в школу, то к нам придет ювеналка. И тогда ты все равно будешь ходить в школу, но уже при интернате для неблагополучных подростков. А я буду сидеть в тюрьме. Потому что просто так я тебя им не отдам. И как ты говоришь: «А смысл?».

— Там гнило. И тупо. И буллинг.

— Это третья школа за два года, дальше тебя переводить некуда. Смирись, везде будет то же самое.

— Вот так тебе не повезло с дочерью.

Мне казалось, что повезло. В десять лет она была идеальным ребенком — очаровательной, умненькой, позитивной и совершенно беспроблемной девочкой. И в двенадцать. И в тринадцать тоже ничего. И в четырнадцать еще терпимо. Что с ними всеми случается к шестнадцати? Куда делось веселое существо, на которое нельзя было смотреть без улыбки? Откуда взялся унылый подросток, на которого без слез не взглянешь?

Ах да, еще прыщи. Не забудьте о прыщах.

— И где ты была полдня, если не в школе?

— Гуляла. Бродила по магазинам. Тупила в витрины. Злилась на людей. Почему на меня всегда пялятся?

— Ты красивая.

Гримаса, означающая «ты нихрена не понимаешь в прыщах».

— Ты покрасила волосы в апельсиновый. Удивляюсь, что на тебя пожарная сигнализация не срабатывает.

Гримаса, означающая «я ожидала, что цвет волос что-то изменит в моей жизни, но кругом все равно мрак, тлен и безысходность». С некоторых пор разнообразные гримасы — основная реакция на мои реплики, и я неплохо научился их понимать.

— Я понимаю, что тебе не хочется в школу. Прогуливай, когда совсем невтерпеж. Но давай договоримся — ты не будешь этим злоупотреблять, и ты будешь сидеть дома, а не шляться по улицам. Мне так спокойнее.

— Да что со мной может случиться?

— Тебе всё перечислить?

Гримаса, означающая «опять эти родительские глупости».

— Ладно…

— Я люблю тебя.

Обнимать не рискую. В лучшем случае раздраженно дернет плечом, отстраняясь. Тактильный контакт — только по ее инициативе.

— И я.

Любить подростков тяжело, но это почти единственное, что мы можем для них сделать.

***

— Мне нужна работа без командировок, Вит. От меня ушла жена, и мне не с кем оставлять ребенка.

— И сколько твоему?

— Моей. Шестнадцать. Сложный возраст.

— Шестнадцать? — Виталик удивленно уставился на меня поверх стакана. — Это сколько же тебе было, когда…

— Неважно, долгая история. Ты можешь меня кому-нибудь порекомендовать? Я опытный журналист, ты же знаешь.

— В этом-то и проблема, Антох, в этом-то и проблема…

— В чем?

— В опыте. Ты не в тренде, коллега. Той журналистики, в которой у тебя опыт, больше нет. Она сдохла, коллега, сдохла, как сучка! Мы по инерции пляшем вокруг трупа, монетизируя последние судороги, но она мертвая сучка. Да ты сам знаешь, чего я… — он поднялся со стула. — Я к стойке, за добавкой. Тебе взять?