Павел Иевлев: Мертвая женщина играет на скрипке

— Она. Будут все лежать в желе со шлангами во рту и в жопе.

— Глупости, Антох. Никакой «Матрицы» не получится, потому что она нафиг никому не нужна. В том кино из людей извлекали энергию, а на самом деле, что из них можно извлечь? Разве что говно. Люди не хотят бежать от реальности. Они хотят реальность, в которую хочется сбежать.

« …Вас называют численниками. «Сочти число его, ибо это число человеческое…». Ваше число — не человеческое. Вы, фикторы, пытаетесь оплодотворить цифровые пажити, щедро бросая семя своего печального таланта в бездну. Страшно представить, какой уродец явится от этого противоестественного соития.

Вы — акторы Прави. Пространства мертвых законов, вторгнувшегося из Нави в Явь. Неживое, что правит живыми, рядит и судит.

Мы многое знаем о мертвых, фиктор. Здесь место, где грань тонка, и воды реки Смородины так близки, что их можно испить. Поэтому твои мертвые хозяева загнали тебя сюда. Поэтому ты там, где ты есть.

За тобой приду я, но вини в этом их…»

— это из писем Бабая мертвому фиктору, Алексею.

Он теперь весь целиком там — первый фиктор Той Стороны. Живет со своим вирпом — опасаюсь спрашивать, каково это. Боюсь, что откроется такая «бездна, звезд полна», что ну его нафиг. Они выглядят счастливыми вдвоем, а Нетта… Нет, к черту, о таком лучше не думать.

В реале Алексей сначала впал в кому, потом почти невероятное стечение обстоятельств — сбой оборудования, сбой запасного оборудования, сбой резервного питания и сбой резерва резервного питания. Это было этически сложное решение. Но Герда с Неттой… Даже не спрашивайте, как две вирп-девицы могут уговорить одного упрямого, как осел, мужика. Но могут.

Петрович на меня орал: «Ты понимаешь, что юридически это убийство?». «Кто бы, блин, говорил!» — отвечал я ему, припоминая кое-какие толстые обстоятельства. Но Петрович прав — это «опасный прецедент с непредсказуемыми последствиями».

Мне сбежать в игру не хотелось, хотя на той стороне было иногда забавно. Кларисса стала первой помощницей главы Торговой Гильдии, владельца сети таверн быстрого питания и магната гостиничного бизнеса — моего знакомого дворфа Наджера. Вместо пиратских флотилий она водила торговые конвои, но для меня разница между ними трудноуловима.

Пока Клюся общалась с матерью, скучающая без приключений Аркуда подбивала мою Нетту на всяческие безобразия. Смешно, но эти две кобольдессы именно играли, увлеченно проходя квесты, охотно кооперируясь с игроками, среди которых никто не заподозрил в них вирпов. В этом есть много от игры, играющей в саму себя, но в эту бездну тоже не стоит вглядываться.

Я чем дальше, тем больше чувствую себя ходящим по тонкому льду над пучиной, и вокруг все больше вещей, о которых лучше не думать.

— Ну что, ты готов? — спросила Лайса, отвлекая меня от неуместных размышлений. — Морально подготовился, написал речь? Такое событие.

— Нет, — признался я, — пренебрег. Столько хлопот было. Если бы не ребята и Петрович, не знаю, как бы я справился.

— Как дети отнеслись?

— Пока — с энтузиазмом. Молодость склонна переоценивать перспективы и недооценивать проблемы.

— А как дочка? Все еще в отношениях?

— Знаешь, кажется, уже нет.

Настя плавно охладела к Виталику. Сказала, что они «решили остаться друзьями». По ее вздернутому носу я сразу понял, кто именно «решил». На мои любопытные «почему» сначала долго отмахивалась, мол, «тебе не понять», но потом как-то призналась, что он стал «как все».

— Понимаешь, пап, тут все мальчики постепенно становятся как ты.

— Это плохо?

— Наверное, нет, но… Ты у меня уже есть.

— Меня обсуждаете? И вам не стыдно? — засунула нос в комнату Настя.

— Ничуть, — откликнулся я, — ничего такого, что я не смог бы сказать тебе в глаза.

— Да уж, избытком тактичности ты не страдаешь, пап. Постарайся не продемонстрировать это сегодня. На непривычных людей это окажет слишком освежающее действие.

— Дочь, я не понял — ты меня воспитываешь, что ли?

— Ну, кто-то же должен? Иди уже, пора! Автобус подъезжает!

— Иди-иди, — согласилась Лайса, — и не волнуйся так, мы у тебя за спиной постоим.

— Да я и не волнуюсь, — соврал я.

Но мне никто не поверил.

Внизу уже собрались воспитанники, одетые согласно моим указаниям — празднично, но не слишком. Впрочем, некоторые девочки пренебрегли и расфуфырились, делая ставку на первое впечатление.

— Не надо устраивать триумфы с фейерверками, — инструктировал я. — Они напуганы, растеряны, не знают, как жить дальше. Еще недавно они все были любимыми детьми, вымечтанными и обласканными, а теперь никто и звать никак. Любая чрезмерность будет фальшивой. Вспомните себя — свое недоверие, настороженность, неприятие остальных.