Макс Фрай - Отдай мое сердце

Я говорю «на радостях», потому что эти двое, Джуффин и Сотофа, выглядели настолько довольными, что светились – не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Натурально сияли как уличные фонари, а это даже на Темной Стороне дело не совсем обычное. А толстый рыжий мальчишка, надо понимать, наш кошмарный Древний Магистр, прыгал вокруг них, корчил рожи и восклицал:

– А вы говорили: «Не связывайтесь, сами потом не обрадуетесь». А я связался и очень рад!

Мальчишка из него, кстати, тоже вышел довольно противный, из тех, за кем глаз да глаз, если не хочешь обнаружить у себя за шиворотом выводок пиявок, в кармане – дохлую крысу, а в волосах – паука. Но с предыдущей версией, конечно, ни в какое сравнение. Вполне можно жить.

– «С ним» – это со мной, что ли, не связываться? – наконец спросил я. – Приятно слышать, но, по-моему, вы меня несколько переоцениваете…

– Да ладно тебе, – отмахнулась леди Сотофа. – Ты совершенно ужасный и сам это знаешь. Лично мне это не мешает, но даже я стараюсь пореже тебя дразнить.

– Так и я часто не собираюсь, – пообещал мальчишка. – Одного раза хватило. Все получилось. Я молодец!

Он повернулся ко мне и заговорил быстро и деловито, с серьезностью, которая совершенно не сочеталась с его детским обликом:

– Ты меня извини, пожалуйста. Во-первых, что перешел на «ты» – я на Темной Стороне со всеми так разговариваю. А в Мире – всегда на «вы». Понимаешь, почему? Здесь, на Темной Стороне, каждый из нас – только тот, кто он есть. А в Мире тот, кто есть почти всегда прячется за спиной того, кем он кажется – прежде всего, самому себе. Поэтому там я всегда обращаюсь одновременно к двоим, чтобы напомнить об истинном положении дел.

– Понимаю, – сказал я. – Отличный метод. Даже завидно, что его придумал не я.

– Хорошо, – кивнул Гэйшери и явно собирался продолжить рассказывать что-то важное, но я перебил его дурацким вопросом, который сам просился на язык:

– А ты что, действительно именно вот такой, каким сейчас выглядишь?

Сотофа и Джуффин, переглянувшись, расхохотались. А толстый мальчишка нетерпеливо поморщился:

– Вечно вам всем интересна всякая ерунда. Да какая вообще разница, кто как выглядит? Мне вот, например, плевать на ваши рожи. А вам на мои почему-то нет. Как ни стараюсь щадить ваши чувства, вечно выясняется, что кто-то недоволен моим внешним видом. А кто-то, наоборот, так доволен, что лучше бы не.

– Это он из милосердия так выглядит, – сквозь смех сказала леди Сотофа. – На Темной Стороне Гэйшери просто невыносимо красив…

– Вот кто бы говорил, – укоризненно заметил я.

– Ой нет, вообще никакого сравнения! – воскликнула она. – Он гораздо хуже меня. В смысле лучше. Хоть зажмуривайся. И результат, сам понимаешь, какой: ученицы, которых Гэйшери приводил на Темную Сторону, влюблялись в него по уши. И ладно, если бы только ученицы, у мальчишек тоже, как говорится, сдавали нервы, даже у лучших друзей. Само по себе это забавно и отчасти даже приятно, но в таком состоянии ничему путному не научишься, о важном не поговоришь, и ничего, кроме своего спутника, толком не увидишь, так что непонятно, зачем вообще было сюда приходить. Я этот период немножко застала, так что рассуждаю не теоретически, сама свидетель: это была катастрофа, с которой никто не мог совладать. В конце концов, Гэйшери все достало, и он выпросил у Темной Стороны другую внешность, что-то вроде костюма для пребывания здесь. Любую, на ее усмотрение, лишь бы не мешала делам. А у Темной Стороны иногда просыпается чувство юмора. Своеобразное, но уж какое есть. С другой стороны, заказ идеально выполнен. Этого мальчишку невозможно вожделеть.

– Ну почему же, – возразил я. – Этого мальчишку сразу хочется оттаскать за уши, не дожидаясь, пока что-нибудь натворит. Это разве не вожделение? Как – нет?! Вы что, серьезно? А я всю жизнь думал, оно и есть.

– Спасибо, – кротко промолвил Гэйшери. – Мне нравится вызывать сильные и яркие чувства; какие именно, в общем неважно, главное – зацепить. Но именно сейчас надо, чтобы ты меня внимательно слушал. А вожделение, уши и все остальное, с твоего позволения, как-нибудь в следующий раз.

– Извини, – сказал я. – Просто я же драться с тобой здесь собирался. Злость сразу прошла, а кураж, предназначенный для несостоявшейся драки, надо куда-то девать.

– Поэтому ты устроил балаган, – кивнул он. – Прекрасный метод, я сам часто так поступаю. Но сейчас для нас важно другое. Ты только что прошел на Темную Сторону одним легким шагом – по крайней мере у нас это называется так. Захотел и сразу тут оказался, без обычной подготовительной паузы. Это очень полезное умение, особенно для тебя. Знаешь, почему? У тебя воинственный характер и при этом ты не любишь убивать. Самое опасное сочетание: такие, как ты, легко заводят врагов, но крайне неохотно от них избавляются. А потом удивляются, что так рано пришлось умереть. И щитами тебя окружать бесполезно – быстро слетят, просто в силу твоего темперамента; долго объяснять, поэтому просто поверь на слово: ты – вот такой. Самый лучший щит для тебя наша Темная Сторона. Дело даже не в том, что ты здесь дома, это многие о себе могут сказать. А в том, что рядом с тобой дома она сама. Я знаю только одного человека, который так воздействует на Темную Сторону своим присутствием; вернее, знал. Его больше нет. Неважно. Здесь и сейчас есть ты, и мы говорим о тебе. Все, что тебе нужно, – это умение мгновенно оказываться здесь, если в Мире что-то пошло не так. Даже если тебе просто померещилось, не беда, лишняя прогулка на Темную Сторону еще никогда никому не вредила. Теперь это умение у тебя есть, осталось сделать его привычкой, а еще лучше – рефлексом, что достигается многократными повторениями, ничего нового за разделяющие нас тысячелетия в этом смысле не изобрели. Но главное уже получилось! Не зря я тебя дразнил. Мне, учти, было непросто: врать и притворяться я не могу, а на тебя очень трудно всерьез рассердиться. То есть мне трудно; другим-то, уверен, легко.