Александра Бегунова - Собачье дело

— Что?

— Поставь меня на землю. Они отвлекутся, и ты его схватишь.

«Черт», — но это было самое разумное предложение. Эрик не смог бы одновременно держать в руках Алана и кинуться на помощь к греллевскому стажеру.

— Эрик! — тонкие пальцы юноши впились в плечо жнеца. Гончие прыгнули — одна на Рональда, другая — на Слингби. Нокс с криком вскинул газонокосилку, так что собака налетела на нее всем весом. От силы удара ручка вывернулась из ладоней Рона; гончая с визгом проехалась по траве на брюхе, вскочила и пошла на второй заход. Рональд только и успел закрыть руками горло и лицо…

Эрик ухитрился увернуться от зубастого создания и метнулся к Ноксу; Алан свисал с плеч наставника, как боа. Слингби ухватил Рональда за воротник и переместился в свой кабинет собственно в тот миг, когда клыки адской гончей уже смыкались на руке Нокса. У Алана закружилась голова, но удаляющийся, разочарованный вой тварей пролил бальзам на его душу. Похоже, никого из них не съели…

Вид серых стен и шкафов с бумагами вызвал у Хамфриза едва ли не слезы радости. По крайне мере, здесь они в безопасности. Эрик выпустил Рональда; стажер, покачнувшись, осел на диван.

— Господи, — прошептал юный жнец. — Да у меня вся жизнь перед глазами пронеслась!

— У меня тоже, — сочувственно отозвался Алан. Эрик ссадил его на стол и зарылся в тумбочку в поисках припрятанной в бумагах фляжки с виски. Нашел, подумал, тяжело вздохнул и протянул Ноксу всю фляжку. Рон тупо на нее уставился.

— Мне кажется, — медленно выговорил он, — что я до сих пор чувствую ее зубы.

— Ты выпей лучше. Казаться перестанет.

Рональд, явно не слишком соображая, что делает, отвинтил крышечку, сделал несколько больших глотков и откинулся на спинку дивана. Юношу колотила крупная дрожь. Эрик торопливо изъял из трясущихся рук фляжку и спрятал под горой ведомостей.

— Ох, Рон, прости, пожалуйста! — покаяно простонал Алан. — Если бы не я…

— Хамфриз, заткнись ради Бога, — еле шевеля губами, ответил Нокс. — И без тебя тошно.

Несколько минут они просидели молча. Алан терзался угрызениями совести, Эрик ждал, пока Рональда перестанет трясти и на его лицо вернутся человеческие краски. Сейчас Рон напоминал свой собственный предсмертный портрет на мелованной бумаге.

— Все, пошли, — наконец поднялся Слингби. — Надо рассказать Спирсу. Пусть думает, что с этим делать.

— А он здесь? — с надеждой на то, что шеф в отсутствии, спросил Хамфриз. Он страшился того, что скажет и сделает Спирс, узнав, из-за кого три жнеца потеряли косы.

— Здесь-здесь. В лазарете.

— Где?! — вскричали стажеры. Рон даже ожил.

— Лечится. Его гончие погрызли. Надеюсь, — пробормотал Эрик, — он ничем от них не заразился…

Уильям лежал в лазарете и тихо, безмолвно страдал. Вчера Малена, используя неизвестные Спирсу греческие слова, поведала ему, что думает о тех, кто сперва подставляет ногу под когти гончих, а потом бодро скачет на ней же, добивая разорванные мыщцы, связки и жилы. Шеф английского отдела покорно внимал, пока гречанка занималась кройкой и шитьем. Напоследок она приговорила его к трем неделям постельного режима и ушла; а в Уильяма запустили когти две гарпии — одна хрупкая и белокурая, другая, точней, другой — рыжий и… на этом печатные эпитеты у Спирса заканчивались. Он и не подозревал, в какую пытку могут превратить сущестовование два «любящих» создания. И если Грелля в конце концов можно просто ударить косой, то позволить себе такое по отношению к леди Уильям не мог. Наконец он попросту притворился спящим, что принесло ему целых два часа блаженного покоя. Он уже даже стал по-настоящему засыпать, когда его палата вдруг снова превратилась в площадку для митинга протеста.

— А я не позволю вам беспокоить Уилли всякой ерундой!

— В самом деле, Слингби, я считала, что у вас больше сострадания!

— Прекратите шуметь в лазарете или я позову госпожу Малену!

— Ой, Господи, а что вы сделали с моим Ронни?! Почему он такой зеленый?!

— Шеф, отцепись от меня, ради Бога, ты не в моем вкусе!

— Да перестаньте же орать, можно подумать, мы его вскрыть заживо собираемся…

Уильям открыл глаза. В палате шумно выясняли отношения: Грелль, Нокс, Флер Легран, гречанка — помощница Малены, Эрик Слингби и… нет, его стажер, вжавшись в стенку, скромно молчал. Подумать только, всего пять шинигами, а шуму столько же, сколько от восстания луддитов…

— Хамфриз… — тихо позвал Уильям; юноша вздрогнул, с видимым усилием отделился от стены и робко подошел. — Что стряслось? И почему вы здесь? Я еще не разрешал жнецам забирать стажеров.