Пол Макоули - Паутина

Труп девушки. Серебряное кресло… Я выбросил пустую жестянку в окно и покатил к дому.

Я знаю, что я — нетипичный полицейский. У идеального сыщика нет ни истории, ни семьи. Он — одинокий рыцарь, посвятивший жизнь свершению высшей справедливости. Или упрямый чудак, обладатель тайного знания и обостренной интуиции. Хотя большинство полицейских, глядя вам прямо в глаза, скажут, что служить в полиции — их призвание, у каждого есть свои, настоящие причины. Одни ищут острых ощущений. Другим нужна надежная работа, чтобы растить детей и выплачивать кредит. Я же пошел в полицию потому, что не мог попасть в армию, а теперь сильно подозреваю, что в армию мне хотелось из-за того, что мне недоставало семьи.

Меня воспитала бабушка. Бабушка Сесилия. Мой отец оставил мою мать, когда мне было шесть лет, а у матери произошел какой-то нервный срыв, и ей понадобилось уехать. Вот бабушка Сесилия и взяла меня к себе. Позднее мать, пристрастившуюся к либриуму, выписали из санатория, и она поселилась у своей незамужней тетки в Чизвике. Я приезжал туда каждое воскресенье. Иногда, если везло с погодой, мать водила меня поиграть в парке возле метро. Или мы гуляли по дорожке вдоль Темзы. Она была женщиной с гонкими костями — моя мать. Из-за нервного истощения она сильно исхудала. Оглушенная либриумом, она, по-видимому, боялась реально смотреть на мир. Любой пустяк — будь то тучка, закрывшая солнце, или несвоевременное требование мороженого — ввергал ее в приступ панической нерешительности, а затем она разражалась горькими беспомощными слезами. К своему стыду, я испытал облегчение, когда она скончалась после шести лет медленного угасания. К тому времени я был самоуверенным и не сентиментальным двенадцатилетним подростком, который во время похорон матери сбежал от неловкого сочувствия взрослых и бесцельно шел вперед, пока — много часов спустя (уже давно стемнело) — полиция не подобрала меня в Даличе и не доставила домой.

Я так и не узнал, почему мой отец нас бросил. Помню горькие споры шепотом за запертой дверью, выкрики, рыдания, гнетущую тишину. Но я был еще слишком мал, чтобы понимать, что происходит. Теперь-то я уверен — дело в другой женщине. Мой отец был на двадцать лет старше матери, армейский сержант. После увольнения он стал страховым агентом, стучал в двери и продавал беднейшим из бедных полисы со взносами в несколько пенсов в неделю на покрытие расходов на кооперативные похороны с мишурой. Я выбросил его из головы перед сороковым днем своего рождения. Тогда я узнал, что он переехал в Саутхемптон, женился вторично и умер, и что у меня есть единокровный брат. Я узнал также, что моего отца с позором уволили из армии после двух лет службы за кражу и что его дважды арестовывали за кражу со взломом. И хотя ни один из арестов не привел его в тюрьму, я уверен, что воровство, а не страхование, было его истинным занятием.

Бабушка овдовела во время Второй мировой войны. Гладкое молодое лицо моего деда взирало с полудюжины потускневших фотографий в дешевых рамках на полочке над газовым камином. Дед служил на торговом судне и погиб, когда судно подбила торпеда в Северной Атлантике в 1943-м. Бабушка больше не выходила замуж. Она едва сводила концы с концами, получая вдовью пенсию, а также чиня и перешивая одежду для роскошной химчистки в Уэст-Энде. Свою маленькую муниципальную квартирку с двумя спальнями она содержала в образцовом порядке. Каждый понедельник кипятила белье в алюминиевом баке, помешивая его большим деревянным черпаком, а затем пропускала все через каток. Каждый понедельник скребла свое крылечко, варила джем из ежевики, собранной на пустоши, и любила вечерами сидеть в кресле, украшая прихотливой вышивкой бальное платье или распуская рукава вязаной кофты и слушая радиопередачи по большому ламповому приемнику, шкала которого, круглая и сияющая, словно полная луна, была помечена дюжиной диковинных названий: Люксембург, Хил-версюм, Гельвеция, Атлон…

Дед вряд ли оставил ей еще что-то, кроме пачки детективных романов в желтеющих мягких обложках — книги он покупал, когда сходил на берег в Балтиморе, Бостоне и Нью-Йорке. В тринадцать лет я свалился с мононуклеозом и два месяца лежал с температурой, ко всему безразличный, а горло мое будто скребли колючей проволокой. Питался я в те дни куриным бульоном, горячим травяным настоем и дешевым чтивом. Реймонд Чандлер, Дэшил Хэммет, У. Р. Бернетт, Уильям П. Макгиверн, Корнелл Вулрич, Фредерик Небель, Эрл Стэнли Гарднер. Сочинения из суетной городской жизни, полной грубого индивидуализма и примитивного остроумия, где полно злодеев-мужчин, роковых женщин и ничтожеств. Сочинения, где преступления никогда не оставались безнаказанными, даже если мотивы их так и не прояснялись, где сыщиками были обычные люди, твердые, но сентиментальные одиночки, до безнадежности проникшиеся отчаянным чувством нравственного долга, у которых никогда не иссякали сигареты, пули и едкие замечания. Думаю, что именно тогда я решил, что хочу быть сыщиком. Я перечитал все книги моего деда и все в этом жанре, что бабушка могла найти в местной библиотеке. А затем вернулся в школу — и, казалось, моя страсть к нуару угасла, точно лесной пожар, которому нечем больше питаться. Я на два месяца отстал от товарищей по классу, а это много, когда тебе тринадцать лет. Если не считать неразрывной дружбы с Ником Фрэнсисом, я выпал из всей сложной путаницы школьных взаимоотношений, но это мне жить не мешало. Это только подтвердило романтическую догадку, что я одиночка вроде Майкла Хам-мера или других героев прочитанных за время болезни романов. Однажды темной августовской ночью бабушку свалил удар. Неделю она пролежала в больнице, а затем второй удар унес ее из жизни. Мне было шестнадцать. Какое-то время я прожил у тетки, а затем отец Ника помог мне найти работу: формирование заказов для оптовых зеленщиков. Занявшись этим делом, я предпочел не возвращаться в школу. Работенка была сущей бессмыслицей, но давала достаточно денег на кассеты с музыкальными записями, одежду и хождение по клубам с Ником. Я попытался было попасть в армию, но потерпел неудачу. А затем увидел объявление в «Ив-нинг стэндарт», и мне вдруг взбрело в голову попытаться устроиться в лондонскую полицию.