Ллойд Биггл-младший - Все цвета тьмы

Подсознательное ощущение всеобщего, всепоглощающего ужаса брало свое. Через некоторое время он и сам начал чувствовать постоянные опасения — не из-за приближавшейся смерти, но — из-за того, что близость ее осознавали пришельцы.

Часы его остановились, пока он лежал с повязкой на глазах, а все его расспросы о времени были вежливо отклонены. В конце концов часы отправились в ящик, к остальным вещам. «Какая разница, который час, если не знаешь, какой сегодня день?» — подумал он.

Но с этого момента уже минуты, полные тревог, тянулись бесконечно. На некоторое время Даржек занял мозг созерцанием и сопоставлением обыденных мелочей. Он попрыгал на подстилке и поразмыслил о природе ее гладкой ткани и мягкой, упругой набивки. В хранилище, кроме ящика со своими вещами, открывать ничего не стал, предчувствуя, что инопланетяне обязательно расценят это, как еще одно проявление его варварской натуры. Однако некоторые отсеки были снабжены окошками, забранными невидимой, невероятно прочной пленкой, и Даржек, оставаясь в одиночестве, заглядывал в них, рассматривая содержимое и гадая о его назначении.

Тщательному осмотру подвергся и трап, изготовленный из металла или похожего на металл вещества, совершенно обычный с виду, если не считать непривычной ширины и расстояния между ступенями. На фоне сложного оборудования капсулы он казался фантастически примитивным. В конце концов Даржек решил, что трап сконструирован исходя из принципа целесообразности — предельной простоты и компактности.

Судя по всему, Гвендолин с Захарией прекрасно играли в свою причудливую игру, тогда как Исайе она была в новинку. Его неизменно выбрасывали из игры уже на начальных стадиях, и порой он спускался побеседовать с Даржеком, пока Гвендолин с Захарией, в мрачном молчании, оспаривали друг у друга победу.

Сверху доносилась неумолчная песнь Алисы.

— Вот интересно, — сказал как-то Даржек. — Воздух. Он — с вашей родной планеты?

— Да, — ответил Исайя.

— Значит, я, вероятно, первый человек, дышащий воздухом иного мира… Особой разницы не ощущаю, но почему-то он мне нравится.

— Он немного испорчен от долгого хранения, — сообщил Исайя.

— В самом деле? Мне он кажется весьма свежим и бодрящим.

— Кислорода в нем гораздо больше, чем в вашем воздухе.

Даржек чувствовал себя настолько хорошо, что вынужденное безделье скоро сделалось невыносимым. Поначалу он попробовал занять себя гимнастикой, насколько это позволяла теснота. Затем начал прыгать на месте и обнаружил, что, прыгая вдоль трапа, вполне может запрыгнуть на следующую палубу. Тело охватила небывалая легкость. Он спрыгнул вниз и снова прыгнул на вторую палубу. Интересно, удастся ли, попрактиковавшись, вспрыгнуть на третью палубу и смести к черту их дурацкую игру?

Но тут к нему спустился Исайя.

- *** говорит…

— Кто?

- ***.

— Алиса?

— Да. *** говорит, что физические упражнения увеличивают потребление воздуха.

— Толковая мысль, — согласился Даржек. — Почему бы нам всем не заняться физическими упражнениями, чтобы покончить со всем этим поскорее?

В кои-то веки ему удалось пронять инопланетянина. Исайя пару раз раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но сказать ему было явно нечего.

Даржек с неохотой прекратил гимнастику.

Среди инопланетян Исайя держался особняком и казался самым одиноким. Беседы их становились все продолжительнее.

— Одного я не понимаю, — сказал Исайя.

— Чего же? — поинтересовался Даржек, мигом проанализировав интонации, соответствовавшие озадаченности.

— Отчего «УниТел» не отключила свои трансмиттеры после стольких случаев исчезновения пассажиров?

— Интересный вопрос, — сказал Даржек, смаковавший последний дюйм одной из немногих сбереженных сигарет. — Суть в том, что пассажиров, не достигших места назначения, просто не было.

— Не понимаю.

— Я мог бы легко и просто все объяснить, но не уверен, что мне следует это делать.

— Почему?

— Ты ведь отказываешься отвечать на мои вопросы. С чего же я стану отвечать на твои?

— Когда это я отказывался отвечать на вопросы?

— Например, когда я спросил, зачем вы пытались навредить «УниТел».

Прежде чем Исайя успел что-либо сказать, Гвендолин позвала его начинать новую партию. Спустившись к Даржеку через некоторое время, он возобновил беседу: несомненно, он успел обдумать замечание Даржека.

— Значит, если мы расскажем тебе то, что ты хочешь знать, ты расскажешь, что хотели бы знать мы?