Георгий Ланин - Синий тарантул

Было ясно, что ловкий преступник сообщит Волкову о слежке за ним. Поэтому начальник БОРа отдал распоряжение незаметно оцепить Верхний Камыш, скрытно патрулировать Алман в районе бухты, и, при появлении Будина, немедленно арестовать его, не допустив к Волкову.

Язин почти был уверен, что Волков не оставит своего места, считая себя надёжно законспирированным, и это говорило, что время ещё есть.

Вошёл секретарь:

— Депеша.

— Читайте!

«Волков осматривает бакены, посетителей в зоне нет. Перед выездом на реку долго смотрел вокруг в бинокль.

Курков».

Сон человека особенно глубок от двух до четырёх часов ночи. И это было то время, на которое Язин наметил арест бакенщика. Но из головы его всё не выходила собака. Она может спугнуть Волкова, может испортить всю операцию. В прошлом собаки не раз доставляли Язину и его людям много хлопот.

Постепенно начальник БОРа предусмотрел всё: и высокий забор вокруг избы, и пещеру, и бухту, и реку ниже Верхнего Камыша, и овчарку, и подполье в избе бакенщика, и чердак его дома, радиосвязь и оптику, и даже возможное самоубийство Волкова.

Когда план был готов и изложен на бумаге, Язин отправился к генералу Долгову. Начальник Управления безопасности и Язин просидели над схемой предстоящей операции больше четырёх часов.

После того как план был утверждён Москвой, Долгов и Язин наметили день ареста.

В назначенный день Язин получил шесть донесений. Они говорили, что утром Волков не выходил из дому, что на скалах вокруг нет караульных, что бакенщик вышел и около часа сидел на камне в степи, разговаривая сам с собой, затем зажёг бакены и в 9.30 вернулся домой. По­следнее сообщение было о том, что в доме его горит свет.

К 11 часам вечера Язин расставил людей оперативной группы у пещеры, на скалах, в бухте, на берегу. Имелся ещё резерв на катере и водолазы особого назначения. По­года благоприятствовала операции: дул лёгкий ветер, бежали низкие мохнатые тучи, накрапывал мелкий дождь.

Поздней ночью заимку оцепили. Во внутреннем коль­це приходилось по два человека на сторону забора, во внешнем — на восемь человек больше.

Дав по рации сигнал наступления, Язин и Жуков двинулись к усадьбе с подветренной стороны, осторожно раздвигая мокрую высокую траву. Сняв дождевик и забрав­шись на зубчатый забор, Язин всмотрелся в непроницае­мую темень двора. В окнах тускло горел свет, занавески скрывали внутренность избы. Приняв от Жукова неболь­шие куски варёного мяса, Язин бросил их во двор и на огород. Одновременно приманка летела через забор и с трёх других сторон.

Собаки всё не было слышно.

Теперь оставалось ждать, когда она съест хотя бы один кусок усыпляющей приманки. Накрывшись капюшо­ном дождевика, Язин сел прямо на землю рядом с Жу­ковым.

Прошло полчаса. Свет всё горел. Язин встал и отдал приказ в микрофон портативной рации, висевший под его подбородком:

— Первая линия, вплотную к забору!

Бросив дождевики, Язин и Жуков первыми преодолели забор. Спрыгнув на грядку, они по щиколотки увязли в мягкой земле. На случай, если собака не съела мясо, Язин держал наготове бесшумный пистолет. «Только б не залаяла», — думал он. От этого зависел теперь успех всей операции.

Разросшиеся кусты картофеля цеплялись за ноги, мешали идти. По-прежнему стояла глубокая тишина. Уже до избы оставалось двадцать шагов, как вдруг откуда-то сбоку чёрной тенью выскочила огромная овчарка и с громким лаем кинулась на Язина. Мгновенно два газовых заряда угодили ей в пасть. Упав на полном бегу на перед­ние лапы, собака ударилась головой о землю и захрипе­ла. Но было поздно. Волков получил предупреждение.

— В траву! — скомандовал Язин и грудью упал в мок­рый холодный картофель.

Несколько минут прошло в томительном напряжённом ожидании. Все так же горел огонь в окнах, всё так же шумел дождь, но никто не вышел из избы. Выждав ещё, Язин передал по радио:

— Собака обезврежена. Все через забор!

Не успел он опустить микрофон и сделать первый шаг, как воздух прорезал невыразимо страшный протяжный вой, быстро перешедший в душераздирающий хохот раз­нузданного психопата. Похолодев от ужаса, Язин застыл, точно вкопанный. Жуков выронил пистолет.

Также внезапно мерзостная какофония оборвалась.

Всё было тихо, только по листьям картофеля шуршали капли дождя.

— Что? Что такое? — опомнившись, едва смог выго­ворить Жуков.

Язин терялся в догадках. Если лай собаки вызвал эти страшные звуки, то они, конечно, спугнули Волкова. Конечно, он теперь начеку, тем более, что, судя по свету в окнах, ещё не спал. «Но почему Волков должен думать, что лай собаки был вызван человеком? Может быть, со­бака лаяла на зайца? И почему Волков не выходит?»