Никита Калинин - Под сенью исполинов

— Его нужно похоронить.

Истукан недобро усмехнулся, поднял острый взгляд на Бёрда, моложавое лицо которого источало прямо-таки шекспировское сострадание и горечь утраты.

— Нет, — покачал головой Роман и прочистил горло. — Не на этой гр-рёбаной планете.

Он и сам понимал, что говорит несуразицу. События молотом вдарили по незащищённой голове, и та пошла кругом: абориген, выползший изнутри мимика, полумёртвая Джессика, сражающиеся вихри, иероглифы на камнях, Карина, галлюцинации…

Оля. Призрачная надежда, бредовая своей смелостью мысль — жива. Пусть и не так, как привыкли понимать это люди, в том числе он сам. Пусть. Тут всё не так, как привыкли понимать люди.

А сейчас вот Саныч… Рената рассказала, как всё случилось. Теперь она не таясь говорила обо всём, что касалось её пребывания во власти Ординатора, внутри самой себя. В то, что Саныч ушёл сам, Роман верил с трудом. Но всё же верил. Он был его другом, настоящим, проверенным, а значит, и знал гораздо лучше, чем остальные. Усталость Саныча от жизни соизмерялась разве что с его же ответственностью, просто в какой-то момент второе перестало уравновешивать первое…

В суть же произошедшего он вдумываться не желал. Если Кислых каким-то образом дотянулась до Саныча через своего Ординатора и… помогла, то пусть так оно и будет. Время задавать вопросы ещё придёт.

Трипольский вдруг встал и, как в прошлый раз, поставил в центр стола франкенштейна из нанопроектора и теперь уже одного-единственного носителя камеры. Члены группы смотрели за его действиями безмолвно.

— Удалось ли оживить компьютер?

На Бёрда не посмотрела разве что Рената — настолько вопрос вышел неуместным. Но американец глядел на Фарадея как ни в чём не бывало.

— В том числе, — торопливо ответил Алексей заканчивая подключение. — Но главное не это. Главное, что я отказываюсь верить!

— Во что? — подался вперёд Роман.

— Вот в это.

Трипольский включил нанопроектор, над которым слегка ускоренно из-за небольшого системного конфликта начали возникать образы. Сперва это был полковник Иконников, неторопливо расстреливающий усыплённых учёных.

— Я отрезал звук, он нам не понадобится, — Трипольский волновался. — Смотрите внимательно…

Потом появилось лицо: полковник — помятый, чем-то перемазанный — говорит прямо в камеру, но вдруг резко оборачивается, словно услышав что-то, и камера падает на пол. Он поднимает её спустя пару секунд и продолжает что-то говорить — возбуждённо, эмоционально.

Третья запись уже с ракурса чуть выше человеческого роста — дежурная камера на ЭВМ располагалась именно на этой высоте. Набрав что-то на интерпанели, Иконников, смутно изменившийся внешне, снова обращался в камеру. Только что он нарочно ввёл неверный код доступа к орбитальному транспорту и с фанатичным огнём в глазах дважды повторил, что синтетик — человек.

— На кой ты нам это показываешь? — осторожно поинтересовался Буров.

— Пока ничего объяснять не стану, — нездорово хихикнул Алексей. — Чистота эксперимента! Я должен выяснить, кто из нас сходит с ума: я или мир. Дело в том, что я полностью выпотрошил носитель из кубрика Кислых, того самого, что мы нашли прилежно убранным. В прошлый раз мне не удалось вывести из-под шифра видеоряд, камера ж была разбита, и мы слышали только… А, да что там! Смотрите сами!

Одна за одной возникали проекции, на которых в кубрике Кислых появлялся Иконников: он входил внутрь и непременно делал какие-то записи на камеру, видимо, ведя дневник, после чего подолгу стоял рядом, производя с самой камерой какие-то манипуляции. И от раза к разу его внешность менялась…

— Абориген на него похож… — заметил вслух Нечаев.

— О! Не то слово! — опять захихикал Трипольский и торжественно выставил палец вверх. — Смотрите. Нет, в таких случаях говорят: узрите!

Крайние четыре записи большинство ввергли в немой шок. От одной к другой Иконников быстро терял привычный облик, становясь всё моложе, суше телом, волосы его утолщались и белели. На последней проекции уже абориген, тот самый Икарчик, неведомо каким образом выползший в последний раз из тела мимика, входил в кубрик Кислых и делал ровно то же, что делал Иконников много-много раз. Даже движения мимических мышц совпадали, когда он смотрел в камеру.

— Как такое возможно?.. — ошарашенно прошептала Рената. — Он… молод?

— Что он делает?

— Ищет, Роман Викторович.

— Что? — спросил командир, хотя уже и сам знал ответ.