Никита Калинин - Под сенью исполинов

Опушка встретила их облегченьем — лес позади! Иван дрожал и кутался в китель. Панель экзотела утверждала, что он молодец. Минус двенадцать при относительной влажности в семьдесят пять процентов то же самое, что конец октября на берегу Оби: мороз не щиплет задорно нос и щёки, а подло пробирается сначала под отсыревающую одежду, а потом и вовсе селится под кожей, разбивая тело непрекращающейся дрожью. Но ничего, Рената быстро восстановит его нужными препаратами.

Они успели расслышать лишь шелест и один короткий «смешок»; писк датчиков уже ничего не дал — чудовищно огромная сколопендра чёрным росчерком неслась на них из леса!

Винтовка глухо изрыгнула пламя; Нечаев видел, как пуля входит в тело твари, кроша антрацитовый хитин. Визжа, вздымая сотнями лап песок, она стремительно неслась прямиком на незащищённого Ивана…

Роман не думал. Бросился наперерез и голыми руками схватил Карину за отвратительные мандибулы, едва опередив её, не позволив сцапать парня. Тварь чудовищной силой рванула командира в сторону, перед глазами мелькнуло ночное небо с проступившими звёздами, затем песок и снова звёзды. Всё случилось стремительно, Роман не сразу понял, что его волокут в лес. А когда осознал — отдал команду на сброс лебёдочного троса.

Он не мог даже приподняться, то и дело налетая на стволы. Боли не чувствовалось, что вселяло хлипкую надежду. Ночной режим визора смазывал контуры: будто нарисованная углём, в серую мглу его тащила сотненогая хищная мерзость, посмеиваясь на ходу. Жвала её вцепились сразу в обе ноги, и Роман ничего не мог поделать. Сила сжатия была такой, что не хватало даже мощи экзотела.

«Тысяча двести», — светилось на панели расстояние от края леса.

Карина вдруг резко остановилась. Противоположный конец её поднялся и медленно повернулся.

Над Нечаевым нависла смерть: синхронные волны множества острых лап, голодный оскал безглазой продолговатой морды, шелест и скрежет подвижных членистых усов по броне «Осы» в поисках уязвимых мест. Майор приготовился — если не оторвать, то покалечить мандибулы сил у экзотела хватит!

Всё. Финал без фанфар. Тьма инопланетного леса и голодная тварь из головы друга. И нежелание драться за жизнь. Даже петь, помирая, не хочется… Вытерпеть боль, и… к ней…

Время будто остановилось. Внезапно он ощутил тепло. Словно кто-то был с ним рядом, в одном экзотеле. В одной голове. Был всегда, с самого начала, но лишь сейчас, на краю гибели, удалось почувствовать его тепло…

А там, за гранью, где грела безмятежностью тьма, куда он чуть не ступил, ощущалась пустота. Подобно разряду молнии, Романа пронзила мысль — жить!

Она!.. Не!.. Мертва!..

Тварь бросилась вперёд одновременно с ним. Но теперь он был готов рвать её голыми руками! Хоть зубами грызть чернеющий хитин, но — жить!..

Стон спинных сервоприводов оглушил. Мощь Карины не шла ни в какое сравнение с силой «Осы» — экзотело вытянуло и распластало.

Жить!

Зацикленный визг вонзился в уши, пресс и спину обдало жаром рвущихся мышц. Нечаев орал во весь голос, и, казалось, ему вторил кто-то ещё. Крик его усиливался, обрастал многогранным эхом; чудилось, что воздух в лёгких не иссякал — он кричал не переставая и уже не узнавал собственного голоса. Да это и не был его голос! Это был уже белый шум!

Жить!

Внешние динамики исторгли волну искорёженного звука. Карину приподняло, мандибулы клацнули в воздухе, лапы заколотили по податливому песку — тварь визжала, извивалась от боли!

Где-то рядом гавкнул калибр четырнадцать с половиной. Вериго вздрогнула, куски хитина попали Нечаеву в триплекс. Гигантское тело пошло волнами, точные попадания отбрасывали его. Но вдруг, истошно вопя, Карина ринулась куда-то в серость ночного леса.

— А-а-а-а!!!

Эфир порвал отчаянный вопль Бёрда. Нечаев вскочил, не помня себя. В нескольких метрах от него чернел и шевелился огромный глубок с десятками торчащих во все стороны лап. А так же рук и ног из чёрно-жёлтого углепластика. Винтовка ещё единожды выстрелила и упала рядом на белый песок.

Роман в два прыжка оказался рядом, поднял оружие и выстрелил наугад. Вериго взвизгнула и подняла голову, раздвинув мандибулы.

Пуля одна за одной крошили антрацитовый панцирь; клокочущий, хрипящий визг сопровождал ускользающую во мглу гадину. Нечаев ни разу не промазал, беззвучно, одними губами нашёптывая про челны и волны. Куда бы ни ринулась тварь в надежде увернуться, избежать очередной пули, Роман безошибочно угадывал направление и за долю секунды до этого жал на спусковой крючок.