Джаспер Ффорде - Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

Я посмотрела на руку, но понятия не имела, откуда взялась эта надпись. Бабушкина работа: наверное, в тот момент ее настигло очередное «затмение».

— Понятия не имею, мисс Хэвишем.

— Тогда смой, вульгарно выглядит. Ладно, давай-ка перебазируемся в Совет жанров, тебе еще присягу приносить!

Мы поехали на лифте. Мисс Хэвишем сказала, что перепрыгивать напрямую в вестибюль Совета жанров считается дурным тоном, да к тому же это невозможно по причинам безопасности. Палата Совета располагалась на тридцатом этаже Великой библиотеки. Как и на девятом этаже, здесь было почти пусто: авторов, чьи фамилии начинаются на «ы» и «и», не так уж много. Двери открылись, и мы вышли. Но этот этаж не походил на те этажи Библиотеки, где я уже бывала, с их темным деревом, лепными потолками и бюстами давно умерших писателей. На тридцатом потолки были стеклянные. Высоко над нашими головами изгибались железные арки, поддерживая стекло, сквозь которое виднелись облака и синее небо. Я всегда думала, что Библиотека как концепция создана исключительно для хранения книг и другого смысла не имеет. Мисс Хэвишем перехватила мой взгляд и подвела меня к большому окну. Хотя мы находились на тридцатом этаже, здание казалось куда выше, и Библиотека, изнутри представлявшая равносторонний крест во много миль шириной, снаружи выглядела более квадратной. Я засмотрелась сквозь забрызганное дождем стекло на каменных горгулий и далекий тропический лес внизу, где легкие облака цеплялись за пышные кроны деревьев.

— В Книгомирье возможно все, — прошептала мисс Хэвишем. — Единственный предел — человеческое воображение. Видишь другие библиотеки?

Не далее чем в пяти милях из туманной дымки проступала другая башня вроде нашей, за ней вторая, а справа от нас — еще шесть. Мы стояли на вершине только одной из многих сотен башен — или даже тысяч.

— Ближайшая — немецкая, — пояснила мисс Хэвишем. — За ней французская и испанская. Как раз за ними — арабская, а вон та — валлийская.

— На чем же они стоят? — спросила я, глядя на джунгли внизу. — И вообще, где мы?

— Если подходить к вопросу философски, мы вообще есть? — отозвалась мисс Хэвишем. — Ответ один, что краткий, что полный: неизвестно. Некоторые говорят, что мы — часть какой-то великой книги, которой никто не читал. Другие полагают, что мы созданы Большой Шишкой, а есть и такие, кто думает, что мы — в воображении Большой Шишки.

Любопытство победило.

— А кто это — Большая Шишка?

— Идем, покажу тебе статую, — сказала моя наставница.

Мы отошли от окна и направились по коридору туда, где на постаменте в середине вестибюля высилась глыба мрамора. Место было огорожено веревкой, а на постаменте красовалась большая полированная табличка, гласящая: «Большая Шишка».

— Это и есть Большая Шишка? — спросила я, рассматривая грубую каменную глыбу.

— Нет, — ответила мисс Хэвишем, — это просто статуя БШ — или будет, когда мы поймем, как она или он выглядит. Добрый день, мистер Прайс.

Мистер Прайс был каменщиком, но он не тесал камень. По-моему, он вообще никогда не работал: инструменты, блестящие, полированные, без щербин и царапин, лежали рядком у него под рукой, а сам мастер сидел и читал номер «Подвижной литеры».

— Добрый день, мисс Хэвишем, — вежливо поздоровался он, приподняв шляпу.

Моя наставница обвела рукой окружающее.

— Великая Шишка считается творцом всего этого и контролирует все, что мы делаем. Лично я отношусь к данной идее с изрядной долей скепсиса — мои действия никто не контролирует.

— Небось, боятся, — пробормотала я.

— Что ты сказала?

— Что некогда взяться. Принимая во внимание уровень преступности в книгах, невелика беда.

Она посмотрела на меня, вздернув бровь.

— Наверное. Идем, посмотришь на Совет за работой.