— Валентина Игоревна! — вскрикнул мужчина, простирая вперед свои пухлые ручки. — Давным-давно вас ждем! Отчего ж так долго?!
— Очередь большая в магазине, — неожиданно для себя довольно спокойно ответила я.
— Уж эти мне магазины! И не напоминайте, — он замахал пухлыми ручками, — в субботу там вообще не протолкнуться! — Толстяк уже стоял рядом со мной и одной рукой обнимал меня за талию. — Пойдемте к гостям, а то вас в самом деле заждались.
— Простите, но с кем имею честь? — церемонно спросила я, ставя сумку с продуктами на пол и пытаясь мягко, но настойчиво освободиться от объятия.
— Лобанов, Африкан Амвросиевич, — отрекомендовался незнакомец и устремился в комнату, увлекая меня за собой.
У дверей Африкан Амвросиевич уступил мне дорогу, но я не вошла, а замерзла на пороге, и Лобанов остановился за мной. В комнате оказалось четыре человека. Странно было наблюдать их сидящими вместе. Казалось, что это собралась труппа провинциального театра, не успевшая переодеться после какого-то утомительного спектакля о жизни девятнадцатого века. Все четверо располагались попарно друг напротив друга.
Справа, ближе к окну, в моем кресле развалился высокий худощавый мужчина средних лет. На нем хорошо сидел смокинг, а на носу золотилось пенсне. Волосы мужчины были прилизаны назад и блестели, как капот правительственного автомобиля, отражая плафон моей люстры. Своей внешностью этот благородный господин очень походил на буржуя из карикатур двадцатых годов. Нетрудно было догадаться, что трость в прихожей могла принадлежать только этому дядьке.
Напротив человека в смокинге ерзал на стуле низенький субъект в сером костюмчике и в больших очках с толстой оправой. Очки, казалось, превосходили ширину его плеч. Линзы были большущими и сильными, отчего глаза человека в сером костюме казались огромными, как у инопланетянина. По той же причине кроме глаз разглядеть что-либо на его лице было сложно. Можно было лишь предположить, что этот чел еще довольно-таки молод, но уже начал преждевременно стареть.
Рядом со слабовидящим узкоплечим "инопланетянином" сидела молодая бесцветная женщина в элегантном декольтированном черном платье и с трудно запоминающимся лицом. На голове у нее имелась шляпа с широкими изогнутыми полями и пышными страусиными перьями. В руке женщина держала длинный "дамский" мундштук с сигаретой. Лицо ее выражало полную отчужденность, скуку и безразличие. Правда, как мне показалось, в ее позе все же угадывалось нечто капризное и нарочитое.
Напротив женщины восседал бородатый, благообразного вида мужик в светло-голубой рубахе, на манер Льва Толстого подвязанной толстой веревкой. Было мужику лет под шестьдесят, он, что называется, пребывал в теле, однако грузным не казался. Борода его была аккуратно подстрижена, волосы уложены на прямой пробор, а темные глубокие глаза выдавали живой ум. Про себя я его окрестила "толстовцем".
— Вот и ваши гости! — прямо мне в ухо радостно воскликнул немного похожий на Лужкова Лобанов. — Знакомьтесь!
Вся эта теплая компания как-то зашевелилась, и составляющие ее индивиды по очереди стали подавать голоса.
— Анжела Ардальоновна, — сонно и флегматично представилась женщина.
— Рувим Самойлович, — пискнул "инопланетянин".
— Ипатий Иосафатович, — пробасил "толстовец".
— Донат Ануфриевич, — отрекомендовался "буржуй". Только сейчас в его облике я узнала давешнего "нищего". Слишком разительная перемена произошла в нем.
— Чем обязана столь пышному обществу? — возмутилась я какой-то чужой фразой, вдруг всплывшей из глубин моей памяти.
— Ну, как же! Ведь сегодня такой день! День Хозяина! — Ответил Африкан Амвросиевич.
— Да? А я-то тут при чем?
— У вас очень важная роль. Почетная миссия, я бы сказал.
С этими словами он набросил на меня какую-то тряпку и стал обматывать чем-то мягким. На лице я почувствовала что-то влажное с приторно-резким запахом. Я задыхалась, в глазах темнело, мысли путались и терялись. Мои кошмары, мои воспоминания, они причудливо переплетаются в угасающем разуме. А в центре этого болезненного клубка я…
Сквозь навалившуюся удушающую пелену я еще слышу:
— "Отче наш, низвергнутый с небес, да не угаснет Свет Имени Твоего, да приидет Вселенское Царствие Света Твоего, да будет подчинено Воле Твоей Все и Вся! Твоим хлебом, Твоей силой и светом живы мы; чисты, светлы и свободны перед Тобою мы; лишь в Тебе единение наше! И да не оскверним мы, искушенные, познавшие скорбь и печаль мира сего, обманом и лукавством своим Свет Имени Твоего, Хозяин! Как было, так есть, и да будет так во веки веков! И да будет Слава и Сила и Царствие Твое и ныне, и присно, и вечно. Аминь".
Читать дальше