Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь

«Это точно, уже весь дрожу. Заткнись».

— We’re in a world, our very own.

— Sharing a love that only few have ever known, — резюмировала легенда американской эстрады.

«Всё. Достал»

Не открывая глаз, Андрей нащупал на стуле телефон и сбросил звонок.

Уф-ф…

«Стоп, чего это я. Кто звонил-то? Может, из больницы или Ирка из Москвы?» — немедленно подало голос чувство долга. И был этот голос понастойчивей тенора Энди Уильямса. Тот всего лишь спел песню о любви до самой смерти в фильме о смерти ради любви и о своеобразно понятом чувстве долга. После чего в качестве рингтона попал в сотовый телефон Сыскаря. А тут сам этот долг во всей своей красе. И никуда от него не деться.

Пришлось открывать глаза, садиться на постели и определяться. Со звонком, временем, пространством и самочувствием.

Лучше всего в обратной последовательности.

Самочувствие. Не фонтан, бывало и лучше. Но и не сказать, что полная долина Мегиддо. Жить можно. Хотя, конечно, рассольчика бы хлебнуть не помешало. Должен же быть у фермера Сашки рассольчик? Должен. И позавтракать. Необходимое это дело после обильных возлияний. Наполнить желудок едой, чтобы не требовал опохмелки. У колдуна-то выпито было не сильно много, но фермер Саша, который любезно предоставил Сыскарю ужин и ночлег, тоже в стороне не остался и угостил гостя как полагается. Хорошо хоть не очень поздно легли… Вот и с пространством определились и временем заодно. Он в доме фермера Саши, в гостиной, на диване. Время… Сыскарь посмотрел на часы — девять часов тридцать две минуты. Утра. Поздновато, но зато он выспался. А это главное. Главнее любого рассола и завтрака.

Он как раз успел принять душ, побриться и одеться, когда телефон запел снова.

— Сыскарёв на проводе, — сообщил он в трубку ровным голосом человека, готового ко всяким неожиданностям.

И они не замедлили последовать.

— Доброе утро! Андрей Владимирович? Это вас Владимир Борисович беспокоит. Врач.

— А! Здравствуйте, Владимир Борисович. Слушаю вас. Надеюсь, с Иваном всё в порядке?

— Более чем. Я поэтому и звоню. Мы говорили о том, что везти его в Москву вы сможете в лучшем случае завтра. Но динамика такова, что я склоняюсь к мысли даже о сегодняшнем дне. Давненько мне не попадались пациенты, на которых так быстро всё заживает.

— То есть можно забрать его уже сегодня?

— Об этом я и говорю. Если есть такое желание. Часам к двенадцати подъезжайте, я оформлю бумаги.

— Отлично, буду. Спасибо за хорошие новости.

— Не за что.

Он сунул телефон в карман и отправился на кухню. Настроение заметно улучшилось. Торчать без дела в Кержачах ещё сутки Сыскарю не хотелось. То есть, не дай он Ивану и самому себе обещание оставить Светлану в покое до полного выздоровления друга, дела бы нашлись. Да ещё какие дела! Ого-го, а не дела! С огнём в крови и сладкими замираниями в сердце. Но… слово есть слово. Значит, что? Правильно. Нужно убраться от соблазна как можно скорее, а уж потом, когда все условия снова будут соблюдены, приступать к планомерной осаде любимой. Или, наоборот, лихому и безоглядному штурму. Как фишка ляжет.

Когда Сыскарь, уже подлечившись ядрёным огуречным рассольчиком, позавтракав яичницей с колбасой и запив это всё большой чашкой крепчайшего сладкого и горячего чая, а также попрощавшись с хозяином и его женой Ларисой, садился в машину, песня из «Крёстного отца» зазвучала в его кармане снова.

— Смольный слушает! — бодро откликнулся Сыскарь. Остатки похмельного синдрома после завтрака улетучились окончательно, и он был готов принимать мир так, как старался делать это всегда — без уныния и занудности.

— Простите… Кто? — удивлённо переспросил в трубке девичий голос.

— Не кто, а что, — пояснил Сыскарь. — Смольный институт благородных девиц. Позже — штаб большевиков, откуда они руководили Октябрьской революцией одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Стыдно не знать историю своей страны, девушка.

— Я знаю историю, — сказала девушка. — Даже в школе её преподаю. Между прочим. Андрей, это вы?

— Ой, — сказал Сыскарь. — Света?

— Да, это я. Здравствуйте, Андрей.

— Здравствуйте, Света. Тысяча извинений, неудачная шутка, бывает.

— Раз шутите, значит, у вас хорошее настроение. Я угадала?

— В самую точку. А сейчас, когда вы позвонили и я вас слушаю, моё настроение и вовсе парит на крыльях… — он чуть не ляпнул — «любви», но вовремя прикусил язык. Этого ещё не хватало. Во-первых, пошло так, что дальше некуда, а во-вторых, не время. «Попридержи коней, Сыскарь», — сказал он себе, а в трубку промурлыкал: — В общем, рад слышать ваш голос. Чем могу помочь? Я в полном вашем распоряжении… — он глянул на часы, которые показывали без десяти одиннадцать, — целых сорок минут. А то и все пятьдесят! Вы где сейчас, дома? Могу подъехать.