— А Маринка? — спросил я. Что-то новое вдруг зародилось в сознании, нечто ещё не оформленное в мысль, на уровне подсознательной ассоциации и предчувствия.
— Что ей сделается, её ж выгнали. Потом она поступила в какой-то платный университет по выпуску госчиновников. Она вообще считала, что надёжнее под кого-то лечь, у кого-нибудь отсосать или кому-то заплатить, кто добычу потом разделит с кем надо и так обеспечит поступление, а впоследствии и диплом. Ей и в голову не приходило, что образование можно за так получить, просто обучившись своему делу. По её убеждению, экзамен гораздо проще купить. Это хорошо, что благодаря тому юристу, которого ты нашел, теперь моё имя восстановили, и никто не усомнится, что Мария Петроградская это я, а Маринка просто мой дилер и вполне официально продает картины с моей подписью в своей галерее. Вроде и мне польза и ей, каждый любимым делом занимается. Но она как была стервой и сукой, так и осталась, и никуда от этого не денешься. А выглядит такой лапонькой, такой кисулей, если хорошо её не знать. Видел, недавно опять по её телеку показывали? Вот и думаю, если б она тогда не выпендривалась, отучилась бы со мной, а затем в Художку бы поступила, как я, то и не было бы ничего, а? И стервой такой потом не стала бы. Всё-таки рисование, вообще искусство, хорошо на характер действует, позитивно. Успокаивает, добру учит творчество…
Но я уже не слушал. Мысль, что зародилась в моей голове, начала шевелиться там и расти, как червяк в яблоке.
— Слу-ушай, — задумчиво протянул я, разглядывая её красивые ноги, — а почему девушки вообще иногда становятся стервами? Такими рождаются или делаются вдруг, в процессе индивидуального развития? Как думаешь?
— Хм… Тебя действительно моё мнение интересует? Для начала дай точное определение стервы.
— Пожалуйста, сейчас попробую… Так… Стерва в современном значении — женщина без видимой причины делающая эмоционально тяжелым существование окружающих её людей. Так примерно. Это моё понимание.
— Ну, да, ты же у нас всегда любил всё на свете классифицировать, — задумчиво изрекла Маша, будто припоминая чего-то давно прошедшее. — Думаю, в стерв превращаются из-за воспитания, собственной жестокости, меркантильности, пофигистического отношения к окружающим и безмерно эгоистической любви к себе. Плюс избалованности сначала родителями, потом мужиками. Но установка, что «все должны, а я принцесса» из семьи идёт.
Некоторое время я молчал, мысленно отбрасывая один за другим все возможные варианты ответов.
— Итак, — наконец изрек я, — подытожим. Скорее всего, стервами становятся из-за отсутствия необходимого воспитания в детстве, и как следствие формирование самой примитивной и на первый взгляд удобной философии. Ну и наследственность конечно нельзя исключить. Генотип, так сказать. Вот взять, к примеру, секретаршу нашего покойного директора. И ребенок у неё был, и платили неплохо, а внутренней вредности-стервозности хватало на четверых…
— А знаешь, я была в вашем институте незадолго до смерти директора, — перебила Маша. — Прямо в тот день.
— Зачем? — спросил я, прекрасно зная о том, что Маша была тогда у Асмикина. Но что это меняло?
— Вспомнила, когда ты эту вашу вредную секретаршу упомянул. Я тогда в одной московской компьютерной шараге работала, художником. Фирма всякие разные проги тестировала и разрабатывала, сайты, всё понемножку.
— Ну, как же, как же, — кивнул я. — Ведь я ж тебе и посоветовал туда поступить. Немного тамошнего начальника знаю, вот и замолвил за тебя словечко при случае.
— Я, типа, в курсе, но спасибо сказать не могу, извини уж. Не понравилось мне там. Так вот, мой тогдашний завотделом велел отвезти договор в ваш институт. Чего-то мы там для вас делали. По-моему, разрабатывали концепт нового сайта. Заартачилась сначала, заявила, что не моё это дело по Москве бегать, и вообще, а он наорал, что заказ срывается, что курьеры не справляются, а мне всё равно по дороге. Уговорил, короче. Ладно, думаю, припомню я тебе. Заодно, погляжу на заказчика тех своих эскизов для этого вашего музея. Но из-за своей подавленной рисованием стервозности взяла да и сперла коробочку с лекарством, что наш завотделом пил. В карманчик сумочки незаметно спрятала. Пусть, думаю, помучается, а вечером отдам. Там что-то от давления что ли или от сердца… не помню. Так вот, привожу договор вашему директору, а он же в лицо меня не знал, понятия не имел, что это я ему эскизы делала. Думал — просто курьерша. Раньше-то я через секретаршу всё передавала, не видела его. А я возьми да и скажи, кто я для него есть, и спросила как там мои эскизы? И когда, наконец, он платить надумает? Он офонарел было, потом загрустил, начал извиняться, всякую хуйню молоть про задержки финансирования по каким-то грантам, а после стал ко мне клеиться. Это вместо извинений, или вместо оплаты что ли? Приставать начал, за жопу меня лапать. Газировкой всё угощал, которую сам пил. Я взяла да и треснула ему в дыню своей сумочкой, а оттуда раз — коробочка с лекарством и выпала. Из кармашка. Он вдруг обрадовался так. Вот, говорит, лекарство моё, только производитель другой. А то, говорит, у меня уже таблеток нет, принимать надо, а в аптеку идти некому — секретарша ушла давно. Продай, говорит, всю коробочку! Вот ведь удумал — продай! А завотделу что возвращать? За так одну таблеточку ему выдала, лишь бы отстал. Что потом было, уже не помню. Прихожу на работу, а завотдела-то и нет — ушел пораньше, с ним такое случалось иногда. Ну, думаю, после верну. А потом ту коробочку я уже не нашла, потеряла, видимо, вот и решила помалкивать. Потому и запомнила, что был приметный логотип: английская буква эль обвитая змейкой.
Читать дальше