Наталья Александрова - Маска Нерона

Дело шло к кульминации. Разговор перешел на личность жениха Елены, Андрея Белугина.

– Я его никак не разберу, – молвила Александра. – Глуп он или юн еще очень?

– Пороху он, конечно, не выдумает, – задумчиво ответил Слава, точнее, Агишин, в которого Рогозин перевоплотился совершенно. – Нет, не выдумает, а поразовьется, так будет человек как следует, для домашнего обихода, разумеется! Вообще, этот Андрюша – драгоценность. Он очень удобен.

– Для кого? – Александра постаралась передать в тоне этого коротенького вопроса всю наивность и неискушенность своей героини, непонимание того, о чем говорит ей собеседник.

– Для жены, для женщины, которая сумеет понять, как дорога, при полном довольстве, полная свобода и независимость! Благоразумная девушка едва ли оттолкнет его!

– Знаете ли, – Александра презрительно фыркнула, – ведь он, голубчик, влюблен в меня без ума, без памяти!

– Стоп! Стоп! – закричал режиссер и взлетел на сцену. – Никуда не годится! Елена – молодая, наивная, невинная девушка, постепенно поддающаяся на уговоры Агишина, а ты играешь прожженную опытную особу! Не верю!

– Опять! Тоже мне, Станиславский нашелся! – пробормотала Александра.

Она сказала это едва слышно, но, как назло, в это мгновение в зале наступила полная тишина, и режиссер расслышал ее реплику. Он побагровел, затопал ногами и рявкнул:

– Вон! Ты в этой пьесе не играешь! Подушкина! Где Подушкина?! Найдите Подушкину!

– Я здесь, Сергей Константинович! – Элина выплыла на сцену. Она была в гриме и в платье, подходящем для героини.

Ага, так наша тихоня уже была наготове, она все предусмотрела! Но шустра… Александра смотрела, как Подушкина мелкими шажками приближается к главному, как преувеличенно робко заглядывает ему в глаза, – и не ощущала ни злости, ни ярости. С удивлением она поняла, что ей вовсе не хочется вцепиться Подушкиной в волосы или расквасить ей физиономию. В общем, эту позицию она сдала, можно сказать, без боя.

– Роль помнишь? – спросил режиссер Подушкину, постепенно успокаиваясь.

– Конечно, Сергей Константинович! Я ведь заменяла Александру Александровну, пока ее не было…

У Александры внезапно заныли все зубы. Она смотрела на соперницу новыми глазами. Ах, Элина! Да ты та еще стерва! Нарочно назвала ее по имени-отчеству, якобы демонстрируя свое уважение, а на самом деле – чтобы подчеркнуть разницу в возрасте! Да подумаешь, разница – Элина всего года на два ее моложе!

«На четыре, – раздался в ее душе ехидный голос, – ей – двадцать шесть, а тебе через месяц будет тридцать».

– Соколовская, уйди со сцены! – крикнул Медеников. – Не мешай работать!

И все – даже Славка Рогозин – поглядели на Сашу не с сочувствием, а с нескрываемым злорадством. Господи, ну и змеюшник!

Александра сжала зубы, чтобы не показать, как ее задело хамство главного, и ушла со сцены, стараясь высоко держать голову. Едва скрывшись за кулисами, она в остервенении стащила платье героини и швырнула его на пол. Ей хотелось растоптать его ногами, но тут из-за поворота показались старуха Невеселова – под ручку с вернувшейся из отпуска злодейкой Колонковой. Александра юркнула за ведущую к колосникам лестницу, чтобы не попасться на глаза этим записным театральным сплетницам в «разобранном» состоянии.

Как оказалось, сделала она это очень вовремя. Закадычные подруги беседовали именно о ней, о Саше.

– Все-таки надо отдать ей справедливость, один раз наша Александра сорвала самую настоящую овацию! – проговорила Колонкова, поддерживая под локоть свою спутницу.

– Да что ты, Танюша? – недоверчиво переспросила Невеселова. – Когда же это? Что-то я не припомню!

– Когда она играла Дездемону. В финале, когда Отелло ее душил, зрители аплодировали как ненормальные и даже требовали повторить эту сцену на бис!

– Но мне все же кажется, что в ней дремлет драматический талант! – с постной миной промолвила Невеселова.

– Да, только не дай бог, чтобы кто-нибудь его разбудил! Тогда, боюсь, все настоящие театралы сбегут после второго акта…

– Почему только после второго?

– Да потому, что после первого в гардеробе будет не протолкнуться!

– А ты знаешь, дорогая, что на одном из спектаклей она потребовала, чтобы ей предоставили для первого акта настоящее жемчужное ожерелье? Сказала, что иначе она не может войти в образ!

– И что же наш главный?

– Пообещал, что все будет настоящим – и жемчуг в первом акте, и яд в последнем…