Артур Жейнов - Пилюля

– Красивый?

– Очень красивый. Знаешь, как на него бабы пялятся! Космы бы повыдергивала.

– Врууунет?

– Блооондин, – возразила она.

Отец отстранился, взял ее за плечи.

– Рита, а ведь я сейчас злюсь. Какие еще блондины, малышка? Все! Добро пожаловать в реальность. Разговоры эти прекращай. А то меня слегка колотить начинает. Кстати, Вадим скоро придет. Вот удивится, представляешь? Тоже, так переживал. Подавленный ходил.

Рита спустила ноги на пол.

– А ты быстро набираешь силы, щеки порозовели, – отметил отец.

– Я пойду под душем постою.

– Давай-давай. – Сидя на кровати, с которой только что поднялась дочь, он положил голову на подушку и сладко вздохнул. – Полежи в ванной, наведи красоту, волосы заплети… Помнишь, как маме нравилось? Ты права, дочка, давай больше никогда не будем ссориться.

– Папа, а ты не помнишь, где мой загранпаспорт?

– Что?

Через два часа отвергнутый Вадим, поднимаясь по лестнице, услышал с верхнего этажа крики и звон бьющейся посуды. Поднялся. Так и есть, ругались в квартире, которую он планировал посетить. От волнения сперло дыхание, закружилась голова. Рука потянулась к ручке, дверь поддалась. Не успел войти, как в полуметре от него об стену разбилось что-то белое, блестящее. Спасаясь от осколков, Вадим инстинктивно присел.

– О! – кричал Ритин папа. – Чуть Вадима не убила! Давай! Всех покалечь! Не стыдно?! Пусть! Пусть Вадим посмотрит, какая ты! Узнает твой характер, сам убежит!

– Рита, привет! – Вадим помахал рукой.

Девушка сердито зыркнула в его сторону, потом на отца, достала из серванта очередную тарелку и шваркнула об пол.

Отец скрестил руки на груди.

– И это наша тихоня! Взбалмошная, испорченная девчонка! Хоть все разнеси! Никуда не поедешь! На всех дверях замки повешу! Окна наглухо заколочу! Фигушки выйдешь!

Рита жахнула очередной тарелкой.

– Круши! Круши! Они же ничего не стоят! Не ты же за них горбатилась! Давай! Посмеши соседей!

– Где мой паспорт?!

– Паспорт тебе? Сейчас! – он полез в карман.

Рита, занеся очередную тарелку над головой, замерла в ожидании. Отец пошарил рукой в кармане:

– Ага, – вытянул фигу, показал гостю, потом дочери. – Вот ей паспорт.

Ба-бах!

– Михал Михалыч, здравствуйте, – сказал Вадим.

– Ага! Садись, Вадим, голову только в плечи втяни. А у нас, видишь, праздник. Доченька моя очнулась!

– Это хорошо. Я очень рад.

Рита, с намерением оторвать стеклянную дверцу шифоньера, потянула ее на себя, но за дверцей наклонился и подался весь шкаф и с грохотом ухнул о паркетный пол.

– Ух ты! – прокомментировал Вадим.

Папа ошалело взглянул на дочь и повернулся к гостю, ища у него поддержки.

– Ну… вот…

Рита, подбоченясь, с вызовом смотрела на родителя.

– Это уже слишком! – обратился к ней отец. – Это перебор! Вот за это я тебя накажу.

Девушка на миг улыбнулась, но тут же посерьезнела.

– Мой паспорт! – требовательно произнесла она. – Ты не имеешь права его забирать! Это нечестно! Я взрослый человек. Ты поступаешь аморально как отец и противозаконно как гражданин.

– Аморально… противозаконно… – Михал Михалыч взглянул на Вадима. – Вчера – папочка вытри сопельки. Папочка, я бабая боюсь! – пропищал он, – а сегодня – аморально, противозаконно! Слышал, да? Кто же вас таким поганым словечкам учит?

Рита жахнула очередной тарелкой .

– Круши! Круши! Они же ничего не стоят! Не ты же за них горбатилась! Давай! Посмеши соседей!

– Не ищи союзников. Вадим не поможет. Разговариваешь со мной, смотри на меня. Трус.

– Я трус? – возмутился отец.

– Да, трус. Я хрупкая, ослабленная болезнью девушка, а вы, два амбала, накинулись!

Вадим удивленно вскинул брови, хотел возразить, что и слова еще не сказал, но передумал. Решил, что сейчас ее лучше не трогать.

Рита продолжала:

– Я столько пережила! Я такая слабая, такая несчастная… Я лежала, шевельнуться не могла… Может, умерла бы совсем! А может, вы этого и добиваетесь?! Ночью, подло, на цыпочках подкрался, перепрятал паспорт. Небось думал, только бы не очнулась.

– Он на столе лежал, вот здесь, – отец ударил ладонью по столу. – И не думал прятать. Просто переложил. Куда, не скажу. И хватит давить на жалость! Хрупкая, слабая… – здоровее меня будешь.