— Тогда остается ждать информации от товарища Мишина, — констатировала Марта, вновь что-то отметив в своем блокнотике.
— Кстати, о товарище Мишине и информации… — Октябрьский слегка задумался и спросил Пана: — Ты ничего особенного не чувствуешь? Сам по себе или от неё?
Пан глянул в сторону прикрытой двери в комнатку, где находилась мулатка, и покачал отрицательно головой. Никаких новых или просто усилившихся прежних ощущений не было. «Может, он меня и берет, как барометр? — подумал Пан. — Да вряд ли, я ж только с Шакой связанное чувствую… а про другое — не знаю…»
— Тогда, с вами вопрос решенный, — кивнул Октябрьский, — продолжайте отдыхать, скоро вам о таком и мечтать не придется… А мы пока с Мартой попробуем схемку эвакуации набросать, есть у меня кое-какие мысли на этот счет…
Пан и Успенский дружно кивнули и вернулись к прерванному на несколько минут непривычному для настоящего солдата, но такому приятному ничегонеделанию…
— Ты думаешь, что могут ждать сюрпризы? — спросила Марта у Егора Алексеевича.
— Береженого бог бережет, — пробормотал Октябрьский, — постараемся и мы поберечься от случайностей и злого умысла одновременно…
Они склонились над листком бумаги, по которому Егор Алексеевич начал водить отобранным у Марты серебрянным карандашиком, рисуя непонятные для непосвященных схемы…
* * *
…Через полчаса, притомленный ни к чему не обязывающим ожиданием, Пан осторожненько, что бы не было заметно со стороны, стянул сапоги и прилег на свободную койку у дальней стены, прямо поверх одеяла, усиленно делая вид, что рассматривает на белом потолке несуществующие узоры…
Белизна потолка перед его глазами постепенно тускла, переходя то ли в сон, то в серое, беспросветное небо над головой мулатки…
«…Утром — это который уже будет день в пути? да как бы третий получается — Хромой не торопился подымать своих спутников.
Весь прошлый день они шли по унылому, засыпанному черной пылью пустырю, на котором ни раньше, ни сейчас не росло ни былинки. Только бесконечная серо-черная земля под ногами, да изредка встречающиеся привычные уже обломки бетона и кирпича, раскиданные по полю без всякой системы и значения, да едва различимая цепочка полуразвалившихся домов почти у самого горизонта.
Идти здесь было легче, чем по пустому району, все-таки, место ровное, но душу заполняло жутковатое, непонятное ощущение странности, ирреальности окружающего мира. В самом деле, откуда среди города взялась эта пустынная плешь?
Когда устроились пообедать, расстелив прямо посреди этой безлюдной и безжизненной равнины плащи «химки» и вскрыв очередные банки с тушенкой и зеленым горошком, мулатка спросила у Хромого:
— А что тут раньше-то было? Пустое все и голое…
— Да кто бы еще знал, — ответил Хромой, неторопливо пережевывая тушенку. — Может, парк какой, может просто место для стройки готовили. Тут безопасно, хоть по нервишкам и бьет пустота.
— Говорят, — добавил громоздкий, но ловкий, как медведь, Мика, — что тут никогда ничего не строили, даже, когда в Центре места не хватало. Видать, еще тогда здесь что-то не так было, как везде. Вот так.
То, что сам Хромой и его друг не знают ничего об этом месте, хотя и уверены в его безопасности, оптимизма Шаке не прибавило.
Но идти дальше все равно пришлось. Никто из старших не интересовался ощущениями и чувствами не только мулатки и её невольной подруги по несчастью, но и друг друга, если, конечно, ощущения эти не кричали во весь голос об опасности.
А ближе к вечеру Хромой повернул уставших, автоматически передвигающих ногами спутников в сторону ближайших домов. Как они дошли туда, как расположились, мулатка, казалось, не смогла бы вспомнить, утомленная непонятно чем за время дневного перехода. В себя она пришла только почувствовав острый, резкий запах водки, кружку с которой Хромой поднес ей прямо к лицу. Шака резко отшатнулась от неожиданности, но Хромой продолжал сидеть рядом, впихивая емкость мулатке в руки почти насильно.
— Выпей, давай, — посоветовал он, — плешь эта у всех силы отнимает, будто высасывает. Только нам к Реке иначе не пройти было, а так бы я и сам здесь не пошел.
Сумев наконец-то подхватить под донышко жестяную кружку, Шака легко и даже как-то с желанием выпила теплую, отвратительно пахнущую жидкость, думая, что сейчас ее от такой дозы, да с устатку наверняка вывернет. Но, к удивлению мулатки, водка легко скатилась в желудок и мгновенно расползлась по организму, легкой, эйфорической волной смывая изматывающую, будто бы многодневную, да что там многодневную — многолетнюю усталость.
Читать дальше