Игорь Алимов - Клокард

Я был немного знаком с Зигфридом и сейчас испытал некоторое облегчение, не увидев его за стойкой: там трудился молодой человек, неуловимо на «Хальта» Штайнера похожий, – но выше, шире в плечах и в шляпе, надетой как обычно.

Протолкнувшись сквозь шумную, пеструю толпу, – день клонился к закату и пивная была полна, – я углядел освободившийся табурет и, ввинтившись между двумя пузатыми господами, ловко оседлал его.

– Сэр, – не прерывая наливания, коснулся шляпы бармен и глянул на меня одним глазом. – Что для вас, сэр? – Бухнул на стойку целых шесть литровых кружек, ловко принял деньги и звякнул кассой. – Я весь внимание.

Я раздумчиво оглядел краны. Ближе всего оказался источник «Пауланера непроцеженного» и это было прекрасно. Прекрасно!

– Вот его.

Бармен кивнул и принялся по всем правилам высокого искусства наполнять литровую кружку. Вскоре сосуд, на глазах запотевая, занял место на круглой картоночке, на которой бармен быстренько поставил галочку невесть откуда взявшейся ручкой, после чего послал всю конструкцию вдоль по стойке – ко мне.

Я отрицательно покачал головой.

– Айн маль ист кайн маль, – сообщил я бармену. – Поэтому будьте так любезны сразу цвай маль и бросьте в каждый маль по дольке лимона.

Сказать, что я тут же подружился с барменом, – значит, ничего не сказать.

Определенно, в положении погибшего геройской смертью есть масса плюсов. В метрополии, например, нет разливного «Пауланера», только бутылочный. Мне могут возразить, что «Пауланер» – пиво на любителя, тем более с лимоном, и я соглашусь: с чем тут, собственно, спорить? Кто-то любит «Хольстен», кто-то – текилу, а кому-то и свиной хрящик – дар небес. И если я прикипел сердцем к японским сортам вроде «Саппоро» или «Асахи», то это, поверьте, не от хорошей жизни – тем более что пить все время приходится из горлышка и часто на бегу – но от крайней загруженности трудами на благо общества и во имя демократии. Меня можно и даже нужно пожалеть. А испытывающий непреодолимое желание хорошо отдохнуть человек – тем более человек понимающий, каковым я, вне всяких сомнений, и являюсь, – идет в пивную, где наливают живое пиво; тут уж каждому – свое, а мне – «Пауланер».

Иными словами, остаток дня я провел на табуретке у стойки.

После требования лимона в пиво бармен полюбил меня как родного, то есть выставил мне еще айн маль за счет заведения, сообщил, что его зовут Вальтер Штайнер; что он – сын своего отца, а папа в отъезде (тут я возблагодарил небо); что дела идут прекрасно, несмотря на те происшествия в Сити, ну слышали, наверное, когда там небоскреб взорвали и кого-то давили танками; что завтра в полдень известный дуболом Гарри Янкерс стреляется насмерть перед его пивной с каким-то Цуцулькевичем, и дело тут темное, но шериф все равно будет присутствовать, чтоб все по-честному; что праздник по случаю второго урожая кукурузы перенесен на следующий четверг… а вы вообще надолго к нам? а то я же вижу – приезжий.

Я не стал таиться от бесхитростного Вальтера и воздал должное его немецкой проницательности; в ответ Штайнер-младший тут же предложил мне остановиться у него: на втором этаже как раз освободилась комната – съехал один постоянный жилец, и налил нам еще по кружечке, опять же за счет заведения. Не желая оставаться в слишком большом долгу у этого замечательного господина, я тут же выставил цвай маль за свой счет и угостил Штайнера леклеровской сигарой, после чего Вальтер, видя, что, разрываясь между хорошим человеком и долгом бармена, с долгом может не совладать, призвал на помощь вертлявую худющую девицу, одетую по всем канонам местной моды (в глубоком вырезе ее шикарного платья, несмотря на все старания, груди не было видно вовсе, видимо, по причине отсутствия, а лишь болтался серебряный крестик на витой цепочке) – и прочно обосновался напротив меня. Появление девицы было встречено приветственными криками; выяснилось, что имя ей Бритта, что она младшая сестра Вальтера и наливает пиво чуть ли не быстрее самого Штайнера-младшего.

Словом, вечер прошел прекрасно.

Выпитые кружки я перестал считать после пятой – то ли сбился, то ли просто устал, ведь не каждый день героически погибаешь от пушки, да и Вальтер позабыл ставить на подставке свои отметки; так что в результате я авансировал его двумя сотнями долларов за пиво, комнату, а также все, что понадобится впредь, и, сопровождаемый писклявоголосой, весь вечер кидавшей на меня исполненные значения взгляды Бриттой, направил неверные стопы по скрипучей лестнице на второй этаж, в отведенный мне номер. Краешком сознания я понимал, что у двери надо будет как-то тактично отделаться от сопровождавшей, чересчур длинный нос которой не вызывал у меня никаких эмоций, – причем отделаться так, чтобы не обидеть ни саму девицу Штайнер, ни ее старшего брата; но все вышло как нельзя лучше: после того, как я переступил порог вновь обретенного прибежища, Бритта испарилась сама, пожелав мне спать хорошо и крепко. В ее напутствиях я, собственно, уже не нуждался, так как начал спать буквально на подступах к широченной мягкой кровати, и меня хватило лишь на то, чтобы скинуть сапоги.