Андрей Бондаренко - Брутальный и упрямый

Что ещё за – «опорные точки»? Это такие сборно-щитовые домики-избушки, беспорядочно разбросанные по островам архипелага. Встречаются и частные, что-то вроде дач. Но, в основном, они оборудованы – сугубо с практическими целями – угольными компаниями и различными научно-исследовательскими организациями. В таких домиках всегда имеется запас продовольствия, печка и сухие дрова (или даже маленькая дизельная электростанция с запасом топлива), аптечка, шкаф со сменной одеждой-обувью различных размеров, несколько кроватей и комплектов чистого постельного белья. Эти избушки бывают особо-остро востребованы зимой, когда островной народ и туристы активно разъезжают по Шпицбергену на снегоходах и мотонартах. А техника, как известно, она иногда ломается. Особенно в метель. Замёрзнуть насмерть – раз плюнуть. Если, понятное дело, поблизости не обнаружится спасительной «опорной точки»…. Вот, и за обитателями Ню-Олесунна было закреплено с полтора десятка таких домиков, куда Тим и завёз – в зимний «снегоходный» период – вдоволь горючего. На одни «точки» – по одной столитровой бочке. А на другие – более «проходные» летом – по две-три. На всякий пожарный случай…

За тридцать пять минут они пролетели над Землёй Хокона Седьмого. Совершенно ничего интересного: тёмно-бурая тундра, только местами начавшая слегка зеленеть, мрачные чёрные сланцевые россыпи, рваные серо-белые пятна ещё не растаявших снегов, вялые северные олени, лениво бродившие тут и там – либо парами, либо маленькими компактными группками.

– Гав-в! – подал голос сквозь надсадное тарахтенье двигателя Клык, мол: – «Рельеф местности неуклонно идёт вверх. Надо бы, приятель, того. Приподняться чуток. Дабы не шмякнуться о скалы ближайшего нагорья…».

– Как скажешь, напарник, – надавливая указательным пальцем на нужный рычажок-тумблер, откликнулся Тим. – Приподнимемся. Не вопрос…

Потом внизу стало ослепительно бело.

«Словно в сверх-стирильной хирургической палате», – торопливо водружая на нос очки с тёмными стёклами, мысленно прокомментировал Тим. – «Сейчас мы пролетаем над Землёй Андре, покрытой практически-вечными (но молодыми – по геологическим меркам), ледниками, слегка подтаивающими только в разгар летнего сезона…. Кстати, в честь кого названа Земля Хокона Седьмого, я не знаю. Скорее всего, в честь какого-нибудь европейского короля. Норвежского? Совсем не обязательно. В семнадцатом-восемнадцатом веках здесь и шведы с датчанами активно тусовались. Да и надменные англичане присутствовали. А официальным первооткрывателем Шпицбергена, и вовсе, считается знаменитый голландский путешественник Виллем Баренц. Так что, как говорится, возможны различные варианты…. Что же касается Земли Андре. Её так назвали в честь Соломона Андре. Жил в девятнадцатом веке на белом Свете такой героический швед, который задумал долететь до Северного полюса на воздушном шаре. И не только задумал, но и попытался…. Воздушный шар «Орёл», управляемый отважным Соломоном, взлетел со здешнего острова Дэйнс летом 1897-го года. Но при отрыве от земли неожиданно оборвались три регулирующих гайдропа, шар тут же стал неуправляем, и сильный попутный ветер потащил его на северо-восток. Пролетев около пятисот километров, «Орёл» упал на лёд. После этого долгие годы о судьбе экспедиции ничего не было известно. И только в 1930-ом году норвежские моряки случайно обнаружили на острове Квитойя («Белый» – в русском варианте), входящем в состав Шпицбергена, останки путешественников. То есть, Соломон Андре и двое его спутников смогли – после падения воздушного шара – добраться по дрейфующим льдам до архипелага. Но и только. Жаль ребят, конечно…».

– Гав! Гав! Гав! – рассержено просигнализировал Клык, мол: – «Ты что там, Брут хренов, уснул? Или же размечтался о девках длинноногих и доступных? Не видишь, что внизу делается? Совсем разучился мышей ловить? Очнись немедленно! Ау! Так тебя, морду брутальную, и растак…».

Белоснежно-льдистая Земля Андре уже практически закончилась, впереди маячили благородно-серые воды узкого Вейде-Фьорда. И на длинной прибрежной косе, свободной ото льда и снега, чётко просматривались-различались три пятна: одно овальное красно-бурое и два круглых нежно-розовых.

– Гав-в-в, – в голосе Клыка послышались нотки лёгкого недоумения.

– Полностью согласен с тобой, дружище, – закладывая над песчаной косой крутой вираж, пробормотал Тим. – Совершенно нетипичная картинка. Более того, даже слегка, мать её, тревожная…. Нет, суть-то происшествия мне ясна и понятна. Типа – как Божий день. По ранней зиме здесь убили какое-то крупное животное. Или, допустим, два. Убили и, ясен пень, сожрали. Потом остатки пиршества (недоедки, выражаясь напрямик), завалило снегом, ударили серьёзные морозы. А сейчас снежок, благодаря весеннему ласковому солнышку, растаял. Вот, кровавые пятна и проступили…. На этом, собственно, вся «понятность» и исчерпывается. Начинаются каверзные и совсем непростые вопросы. Какое животное здесь убили? Кто убивал? Белый медведь – тюленя? Не похоже, в этом случае было бы всего одно овальное красно-бурое пятно. Из серии: – «Где убил, там же и на части разодрал, там же и скушать изволил…». Медведь убил двух кольчатых нерп? Тогда наличествовали бы два овальных красно-бурых пятна. Из той же самой нетленной серии. Да, навевает…. Ещё повезло, конечно, что в этом году не было ни одного приличного дождика. Дожди, как известно, они горазды – безжалостно и подчистую – смывать все следы…