Лада Лузина - Мой труп

А самоубийство - тоже убийство. Та же готовность убить.

Я или Оля?

Она сама предложила Андрею напиться. И напоила его. Он быстро пьянел, и все это знали. А Оля могла и не пить. Она могла сыграть опьянение! Сыграть так, что запомнили все. Рита, которой пришлось поднимать ее с дивана. Женя («Оля была сильно пьяна. Я никогда ее такой пьяной не видел»). Первое, что Оля сказала мне: «Я так напилась… Пью третий день». Как профессиональная актриса она держала намеченную линию роли.

- И чем все это закончилось? - глухо спросила я.

- Да ничем. Мы так напились… Мне стало так плохо. Я пошла на балкон. Там Доброхотов с Ариной… Дальше все как в тумане.

- Так много выпили?

- Андрей даже упал с табуретки… Он пытался дотянутся до банки, думал, там таблетка. Какой Янис все же мудак, что не дал ее мне. Пришлось пить. А так бы раз, и все хорошо…

Вот и ответ.

«Раз и все хорошо»!

Да, Оля могла вернуться в театр, где режиссер месяцами гонял бы ее на репетициях. Могла воскресить задатки талантливой актрисы, рассовать фото по актерским агентствам, втиснуться в сериалы, просочиться в кино, раз уж в стране стали снимать телефильмы, и ждать, когда наш кинематограф дорастет до большого экрана. Но это был слишком долгий и сложный путь.

Телевидение, Олино аполитичное, мелкопроблемное шоу - приучили ее получать все и сразу. Налаженный конвейер, пять передач в день, гостей шоу подгоняют администраторы. Ты выходишь на площадку в красивом платье, берешь в руки написанный редактором текст, произносишь с одной и той же интонацией, работаешь четыре дня в месяц и… все. ВСЕ! Обложки, лайт-боксы. Друзья-знаменитости. Олигархи, готовые выложить немалые деньги за то, чтоб «Happy birthday to you» на их дне рожденья сказала в микрофон сама Оля Коберникова.

Все это будет у нее теперь, снова будет… Потому что Андрей мертв!

Подобно наркоману, Оля мечтала снова увидеть небо в алмазах, не делая ничего, просто засунув таблетку в рот. Подобно наркоману, она была безнадежно отравлена знанием - это возможно.

А разве невозможно? Достаточно просто убить Андрея. Как Клавдий убил отца Гамлета. Как Макбет убил Дункана, услышав: «Сверши - и все твое!» Если кто-то из нас и познал истинную бездну шекспировской трагедии, так это Оля.

Больше всего она хотела вернуться назад - на четыре года назад, и быть той, кем была, - жить на Олимпе. На самой вершине всенародных иллюзий. Быть неотъемлемой частью шоу вечно веселых, вечно нарядных кукол - наших любимых кукол!

Только любимой куклой Оли Коберниковой была сама Оля Коберникова. Очень красивая кукла. Обездвиженная марионетка, потерявшая свой кукольный театр.

Как и я, Оля оставила в загашнике всего одну иллюзию - в «настоящую жизнь». В понимании Оли по-настоящему она жила только на телеэкране, на обложках, на страницах журналов. Реальность была для нее - ненастоящей. Если, открыв газету, включив телевизор, зрители не видят твоего лица… значит, ты умерла.

И каково это узнать: то, чего ты жаждешь каждою клеткой тела, забрал кто-то другой? А потом узнать, если б не он - это б отдали тебе? А потом понять, ты умираешь одна, и никому нет дела до твоей смерти. Может ли не прокрасться в мозг мысль о самоубийстве. Или убийстве… Если ты хочешь чего-то так сильно, что не можешь без этого жить, - чего стоит чужая жизнь?

Они пили на кухне. Андрей упал с табуретки. Быть может тогда в голове и взорвалось:

Я или он?

Слишком легко! Достаточно поднять руку и опустить руку. Она ударила его по голове бутылкой… и умерла. Уже окончательно. Окончательно перешагнула в свой кукольный мир, который считала единственно-настоящим. Все мы живем, убиваем и умираем по законам того, во что верим. Реально убиваем. Реально умираем. По законам Олиной веры, это была самооборона. Она убила Андрея потому, что не хотела умирать.

Все так логично… Кроме вопроса:

Я или Оля?

Так же, как Оля, я не хотела умирать. Я не смогла бы жить, зная, что сгубила Андрея. Я предпочла б погубить Олю. Вызвать ментов и сдать им не усложненную шекспировскими безднами версию: «Андрею предложили работу, которую собирались дать ей. Она вознегодовала (спросите Шалевича, спросите Костю). Они пили на кухне (спросите, она скажет сама). С тех пор Андрея никто не видел!»

Так просто. Достаточно поднять руку и взять трубку.

Но если я сделаю это лишь потому, что не хочу умирать, я тоже умру… окончательно. Так же, как и Оля.

- Послушай, - нехотя выдавила уточнение я, - а ты не пыталась поговорить с Андреем? Он же не знал, что для тебя «Красотки» - вопрос жизни и смерти. Возможно, он отказался бы… Он же наш друг!