Наталья Резанова: Третий день карнавала

Я не заорала: «Продолжайте, продолжайте!», а выдержала подобающую паузу. Потом сказала:

— Вот, значит, как. Почему же вы не обратитесь в полицию? Уверяю вас, там не все сплошь болваны, хотя нынче принято так думать. — Я знала, о чем говорю, но не стала уточнять откуда.

Доктор, осознав, что я не гоняюсь за сенсациями (а я не гоняюсь, не мой стиль), ответил также с достаточной мерой откровенности.

— Уже упоминалось, что это частная клиника. Мы зависим от оплаты за лечение и от пожертвований. У многих психиатрических лечебниц дурная слава. Смерть пациента — или даже нескольких — ничего не меняет. Более того, родственники, отдавшие больного в подобную клинику, радуются, что избавились от обузы. Бог им судья. У нас не так. Мы принимаем пациентов не для того чтобы держать их в изоляции, а чтобы лечить. И смерть пациента очень дурно скажется на нашей репутации.

Пациент. Стало быть, умер не кто-то из персонала. А профессор желает избежать огласки. Эх, начальство, все-то оно одинаково, что военные, что чиновники, что прогрессивные профессора.

— Но ведь с этим надо что-то делать, — не знаю, как это у меня вырвалось.

— Я и сам понимаю, что надо, — тихо отвечал Штейнберг. — Всю голову сломал. Пошел вот сюда перед дежурством, чтоб отвлечься от тягостных мыслей. Встретил вас, решил — поболтаю с девушками… а болтаю все о том же.

— А вот я бы посмотрела на этот дом с привидениями, — ляпнула Либби. Я бросила на нее умиленный взгляд. Мне самой так никогда не суметь. Нужна подлинная непосредственность.

— И в самом деле. Сейчас же праздник. Да еще ночь. Персонала в особняке минимум. А вот злоумышленник вполне может себя проявить именно сегодня.

Нет, доктору не надо было лечить нервы крепкими напитками. Похоже, он уже успел принять определенное количество, хотя, как и подобает бывшему сотруднику армейского госпиталя, держался хорошо. Но идею прихватить нас на дежурство, чтобы посмотреть, что творится в его родной психушке, он воспринял с энтузиазмом.

— Действительно, в такую ночь никто не заподозрит, что мы ведем поиски! — И даже не подумал заявить, что мы, мол, подвергаем себя опасности, что барышням совсем не пристало шататься по ночным дурдомам, не говоря уж о том, что мы подбиваем его злостно нарушить внутренний распорядок лечебницы. Этот тип определенно мне нравился. Либби тоже, хотя и в другом смысле. Она подхватила доктора под руку, как только мы вышли из кафе и двинулись по аллее Кауль-парка.

Музыка все еще играла, на сей раз это был вальс «Волны Эрда».

— Чтобы не терять времени, — сказала я, — может, по пути вы просветите нас, в чем заключалась подозрительность смерти пациента?

— Пожалуй, большинство людей не сочло бы ее подозрительной. Когда мужчина сорока пяти лет, весьма полнокровный, внезапно покидает сей мир ненасильственным путем, принято писать: «Скончался от удара» и не задумываться над дальнейшим.

— Да, апоплексия — болезнь сорокалетних, так мне говорили. Что же встревожило вас?

— Прежде всего, я настаиваю на этом — смерть действительно наступила от естественных причин. Не было оснований обращаться в полицию. Мгновенная остановка сердца. Да только не страдал он болезнями сердца, вот в чем дело.

— Но чем-то же он страдал, если угодил в лечебницу?

— Намекаете, что он был буйно помешанным? О, если б это было так, то подобная смерть вполне объяснима. Прилив крови к мозгу вследствие припадка вполне может привести к печальному исходу. Но господин Бекке… ох, я назвал имя, ну да неважно… итак, Ульрих Бекке был, безусловно, душевнобольным человеком, но тихим. Его болезнь состояла, если можно так выразиться, в выпадении значительных фрагментов воспоминаний. Он осознавал, что ему говорят, но не узнавал родных и знакомых, с трудом отдавал себе отчет, что происходит вокруг. Был мягок и покорен, но выполнял предписания врача лишь сразу после того, как о них слышал — иначе забывал. Иногда у него бывали периоды просветления. Тогда ему разрешали прогулки — доктор Сеголен считает, что больным необходим свежий воздух. Но и в периоды рассеянности его болезнь не требовала ни фиксации, ни сильнодействующих лекарств, действие которых могло бы прискорбно сказаться на работе сердца.

— Вы упоминали родных… стало быть, в лечебницу его поместили родственники?

— Не думаю, что они получили какую-то выгоду от его смерти. Он был не настолько состоятельным человеком. Итак, вследствие особенности своего заболевания Ульрих Бекке не обращал внимания на слухи о призраках. Разумеется, его предупредили, что не следует выходить из палаты одному, но он мог попросту забыть об этом.