Олег Бондарев - Мертвый кортеж

Седобородый некромант рухнул на пол, как подкошенный, да и так остался лежать, истекая кровью, а я стоял и удивленно смотрел на него сверху вниз. Другие молчали.

А потом человек с револьвером повернулся к собравшимся и сказал: „Ты, Роджер, займешь место умершего и поднимешь тем самым второе звено, а новеньким пусть займется Микки. Пусть передаст ему свою работу и объяснит, что он должен делать“.

„Вы что же, хотите, чтобы я остался и работал тут?“ — удивился я.

Джентльмен утвердительно кивнул.

„А может, я лучше пойду?“ — неуверенно предложил я. „Нет, нет, останьтесь и работайте, — сказал джентльмен. — На поверхность вам уже нельзя, ведь вы знаете тайну Шара“.

И тогда я понял, что обречен. Либо я стану винтиком этого огромного механизма, либо лягу рядом с убитым некромантом. В отчаянии я хотел натравить на него свои чудесные нити, но они отчего-то не откликнулись на мой зов.

Обескураженный и растерянный, я все-таки выбрал первый вариант, решив отсрочить свою смерть.

С тех пор я, к собственному удивлению, тружусь на благо Черники, выдумывая на основе кучи анализов предназначения для юношей и девушек по всему королевству. Некромант сменил некроманта — все, кажется, верно.

Нетрудно догадаться, что сие письмо написано с целью пошатнуть Вашу веру в чудесный Шар и сообщить о смерти Вашего покровителя Ромидаля, место которого теперь занимает некий Роджер из второго звена. Обидчик найден, месть свершилась. Думаю, отец бы мной гордился.

На том живите спокойно, мистер Гиллиган, если теперь, конечно, сможете. Знайте, однако: что бы вы ни решили, что бы ни сделали, меня Ваше решение никоим образом не затронет, по той простой причине, что спуститься в Хранилище у обитателей поверхности более нет возможности — ведь я забрал с собой единственный существующий ключ.

Таков мой прощальный подарок. Пусть люди вокруг Вас продолжают верить, а Вы — сомневайтесь. Смотрите на их радостные лица, на студентов, охотно спешащих на занятия, дабы обучаться чужим профессиям, и вспоминайте это письмо. Вспоминайте, что Шара нет, когда видите бездарную мазню очередного прирожденного художника, слышите бесталанное пение в трактире или наблюдаете за плотником, забивающим гвоздь в собственную ладонь.

И утешайте себя мыслью, что у людей по-прежнему есть, во что верить.

Я с отвращением отшвырнул письмо в сторону, отчего листы разлетелись по комнате, будто перья подстреленной птицы. Грудь разрывалась от мощных ударов сердца, а на душе было скверно и пусто. Хуже я себя не чувствовал даже в прошлую субботу, когда наблюдал за уплывающей в хранилище кабиной лифта.

Что это было? Правда или вымысел? Хардман ли писал это письмо или кто-то из его прихвостней?

Я облокотился на колени и, обхватив голову руками, закрыл глаза.

Самое обидное заключалось в том, что слова Остина до жути походили на правду. Я могу и дальше считать себя хорошим детективом, но правда от этого не изменится: магических талантов во мне куда больше, чем сыскных, а тот же Хардман совершенно не способен вызывать души из царства Вирма. Его умение обращаться с нитями и иголками никоим образом не связано с некромантией. Это новое, созданное им самим искусство, мощное, но совершенно чуждое любому магу смерти. Он не был прирожденным некромантом, равно как и я не был прирожденным детективом.

И все же мы оказались там, где оказались.

Кто в этом виноват — Шар предназначений или же Ромидаль, который сжалился над своим единственным учеником и уберег его от ссылки в Дикий край, — я не знал и, вероятно, не узнаю уже никогда. Единственный ключ от лифта, как верно заметил Хардман, теперь находится там, внизу, а это значит, что для всех обитателей поверхности вход в святая святых закрыт. Правда ушла в подполье и будет там оставаться до тех самых пор, пока не возникнет нужда в новом некроманте…

Или, если письмо Хардмана ложь, правды мир не узнает уже никогда.

Внезапно мощный порыв ветра распахнул окно и ворвался внутрь. Я невольно отвернулся и поежился: уж больно холодным он оказался. Подхватив разбросанные по полу страницы письма, неугомонный проказник швырнул их в распахнутую пасть камина. Желто-алый язык пламени тут же жадно лизнул бумагу, отчего она мигом занялась. Я вскрикнул и, схватив кочергу, бросился к камину, намереваясь спасти письмо, однако остановился на полпути.

Во-первых, оно уже было обречено: я бы обжег все руки, но в итоге выгреб только горстку бесполезной золы. Ну а во-вторых, я внезапно понял, что в спасении письма нет никакого смысла. С такими посланиями меня либо на смех поднимут, либо, если буду настаивать, скрутят и отвезут в клинику Милы, к тетушке Агнии в палату… Нет уж, увольте, репутации опального копа мне достаточно. Городским сумасшедшим быть отказываюсь.