Ила Опалова - Криминальная фантастика (сборник)

Красавец-голубь белого цвета сидел на карнизе и, склонив вбок голову, внимательно смотрел вниз, где сновали люди. Воздух был жирный от зноя и пыли. Птица взглядом выхватила из людского потока нарядно одетую женщину, везущую в коляске малыша. Вот она остановилась у газетного киоска и, выбрав журнал, села на скамью, целиком уйдя в рассматривание ярких картинок.

«Наверное, моду изучает. Вот дура, хоть бы коляску поставила в тень… Ребенок у нее изжарится», — думал голубь, с интересом наблюдая, как малыш, похныкивая, старается освободиться от мешающей ему простынки. Вот простынка сползла, открыв голенькие ножки ребенка. Расправив крылья, голубь спланировал на крышу киоска.

Беззубый рот малыша обиженно кривился, голубые глаза наливались слезами, кожа была нежная, розовая…

Белая птица тихо опустилась на край коляски. Острым клювом она прицелилась в голубой глаз.

В психиатрической лечебнице, в крохотной служебной столовой, сверкающей металлической чистотой, пили горячий кофе два санитара: подвижный, спортивного сложения парень и грузный, с мертвеющим взглядом, мужчина.

— А этот шизик из тринадцатой палаты, правда, ученый? — спросил молодой санитар и тут же перевел любопытствующий взгляд на пышные, поблескивающие сахарными боками булочки, горкой лежащие в молочной белизны вазе.

— Ага, ученый… профессор… — неспешно прожевывая, кивнул коротко остриженный, широкий, как медведь, его старший товарищ. — Представляешь, пытался сломать изобретенную им самим машину! За этим делом его и поймали…

— А он точно тронулся?

— Стопудово! Целыми днями с Богом разговаривает, прощения просит… «Осквернил», — говорит…

— Интересно, что ему Бог отвечает? — рассмеялся молодой коллега, с удовольствием втягивая сочный запах свежей сдобы и хорошего кофе. — А машина-то, которую он ломал, работает?

- Говорят, работает… Тут главное — все отладить, а потом не остановишь…

Мать вошла, держа в руках пластиковый пакет с каким-то растением.

— Представляешь, кто-то выбросил такого красавца, — с удивлением объяснила она дочери. — Ты посмотри, какие листочки у него забавные… Как ладошки. Атласные… А может, его потеряли?

Дочка вздохнула: мама опять говорит глупость.

— Это ж не иголка, чтобы терять! Выбросили, кому он нужен? Посмотри, сколько экзотических диковинок сейчас в цветочных магазинах! Цветут! А этот, наверняка, не цветет. Где ты его нашла?

— Около мусорного бачка.

— Ты бы еще в мусорный бачок залезла! Ладно, мама, я уезжаю.

— Что? Что ты сказала? — женщина оторвала взгляд от растения и с недоумением воззрилась на дочь.

— Уезжаю я, мама! — с легким раздражением повторила девушка. — Меня Марк забирает в другой город. Мы там будем жить.

— Как там? — засуетилась женщина. — Что ж ты раньше не сказала? А я как?..

— Мама, я выросла, и у меня своя жизнь… Все. Вещи я сложила. Пока!

Она чмокнула мать в щеку, подхватила сумку, которую женщина сначала не заметила.

— Муська, пока! — махнула девушка кошке. — Мам, я буду звонить! — и вышла.

Женщина подошла к окну, прижалась лбом к прохладному стеклу. Вот во дворе появилась ее дочь, гибкая, легкая, с причудливо завязанным узлом пышных кудрей, ее дорогая, ненаглядная Оксаночка. Она остановилась перед серебристой машиной, закинула сумку в багажник, потом подняла глаза к окну, сияюще улыбнулась, помахала рукой и умчалась.

Женщина опустилась на стул. Как же она будет жить теперь? Одна…

Осторожно мурлыкнула кошка. Женщина очнулась. Кошка, не мигая, смотрела на хозяйку желтыми глазами. Уже истаял сверкающей глыбой день, и в дом, как темная вода, просочились сумерки.

— Пойдем, Муська, я тебя накормлю, я тебе тут утром рыбки купила. А потом найденыша пересадим в горшок… Как же мы одни-то жить будем?.. А? Ладно, Мусенька, не тоскуй… Знаешь, некоторые люди живут без ноги. Или без руки. И ничего — привыкают… — продолжала хозяйка разговаривать, глядя, как кошка ест рыбу. — Может и мне поесть? Я, вроде, ничего не ела…

Дочь вернулась через три года. Матери дома не оказалось, и она с облегчением вздохнула: объяснения откладываются на потом. В квартире все было по — прежнему, только в изголовье тахты возвышалось растение с пятипаловыми листьями. На одной из веток, как цветок, красовался пышный бант, с которым когда — то Оксана ходила в школу.

В комнате девушки было очень чисто, словно ее ждали. Дочь бросила сумку в шкаф и села на свой старомодный диван.