Генри Олди - Шерлок Холмс против марсиан

– Мы искали тебя, любимый! Мы несли тебе свой поцелуй…

Призрачные девицы всколыхнулись, обернулись тряпичными куклами, собранными из грязных лохмотьев. Трубочкой вытянулись губы, со свистом всосали прохладный воздух. Мир утратил краски, звуки, запахи. Мир утратил радость и покой. Смертная тоска воссела на престол, взяв скипетр королевы; мука мученическая заняла кресло премьер-министра.

– А-а-абраха-ам…

Страсть, цена которой – жизнь. Бесчувственность, цена которой – смерть. Меж двух полюсов метались три соблазнительницы, высасывая кровь из молдонской ночи. Смыкали кольцо вокруг неподвижного Ван Хелзинга. И когда остался последний, крошечный зазор, ядро взорвалось.

Пара старомодных револьверов Лефоше изрыгнула пламя. Грохот выстрелов ударил в уши, рванул немоту тумана, отбрасывая клочья прочь. Три белоснежных лба приобрели дополнительное украшение – темную дырочку строго над переносицей. Казалось, некий геометр разметил точками пространство, а может, индус-факир, вихрем примчавшись из Бенареса, нанес на атласную кожу священные знаки «бинди». Ночь со свистом ворвалась в эти дырки, расчленяя тварей изнутри. В тумане копошились мелкие смерчики – приворовывая, утаскивая добычу в логово, быстрей мясника, разделывающего тушу, они справлялись с зубастыми девицами, утратившими как подобие облика человеческого, так и образ ужасной куклы из лохмотьев.

Припав на колено, профессор ждал. Лишь когда визг превратился в шепот, а там и смолк окончательно, он позволил себе лечь, свернувшись калачиком. Годы, подумал Ван Хелзинг. Mein Gott, как жаль…

Том впервые видел такого большого волка.

Черный, похожий на глыбу угля, которой вдруг вздумалось прогуляться по Чарч-стрит, волк крался к Тому. У зверя было что-то с пропорциями, но Том никак не мог взять в толк, что именно. Он раньше никогда не видел ни горилл, ни других крупных обезьян, и поэтому не имел возможности сравнить удивительную, не вполне волчью координацию движений хищника с чем-нибудь знакомым. А сравнивать волка с людьми – нет, матушка бы этого не одобрила.

– Брысь, – сказал Том.

Волк зарычал.

– Брысь, скотина!

Волк прыгнул.

Едва поджарое тело взвилось в воздух, Том нагнулся и подхватил из открытого ящика первое, что попалось ему под руку – фунтовую гранату на длинной ручке. Размахнувшись сплеча, как, бывало, в юности махал кувалдой, помогая в кузнице папаше Стоуну, он саданул что есть силы, метя волку по голове. Чугунный корпус пришелся мерзавцу пониже уха. Хруст показался Тому сладчайшей музыкой. Заиграй мистер Холмс сейчас на скрипке, и то бы он не доставил Тому столько удовольствия. Впрочем, радость оказалась краткой – мотнув башкой, волк зарычал и прыгнул снова.

На этот раз Том промахнулся. Туша зверя сбила его с ног, опрокинула навзничь. Граната вырвалась из пальцев, откатилась к ящикам. Смрадная пасть раскрылась над Томом, блестя клыками. В рычании волка пробивалось нечто членораздельное – смысл, от которого тряслись поджилки, а сердце замирало птахой в чужом кулаке. Тупые когти рванули грудь, оставляя кровавые полосы.

– Брысь! – повторил Том.

Приподнявшись навстречу ужасным клыкам, он мертвой хваткой вцепился волку в челюсти: правой – в нижнюю, левой – в верхнюю. Рычание превратилось в хрип. Том поднатужился. Руки грузчика, привычные к мешкам, бочкам и железнодорожным шпалам, превратились в адские механизмы, собранные из мышц, костей и сухожилий. Том тянул и тянул, не замечая, что волчья пасть становится похожей на змеиную – так широко, так противоестественно она распахнулась. Тело зверя билось в конвульсиях. Том стряхнул его с себя, в свою очередь навалился сверху, прижал к брусчатке, не прекращая тянуть что есть мочи.

Ему не хотелось думать, кто бьется под ним в агонии. Волк менялся, шерсть втягивалась в шкуру, шкура делалась кожей; сопротивление ослабевало, и Том пользовался этой милостью Господней, как мог. Что-то чмокнуло и закряхтело. Волк, больше не похожий ни на волка, ни на глыбу угля, ни даже на приличного мертвеца, достойного погребения на кладбище, вытянулся во всю длину, слабо мерцая в темноте белой кожей.

– Скотина, – буркнул Том.

И встал, держа в руке оторванную челюсть.

В случае чего, подумал молодой Рэдклиф, пригодится. Как дам кому-нибудь…

Патроны кончились.

Уронив бесполезный револьвер, доктор Ватсон следил, как пара шутов приближается к нему. Шуты были точной копией тех негодяев, которые покушались на малютку Дженни: мужчина и женщина в мантиях и чудны́х шляпах. Хорошо, сказал себе доктор, что Дженни здесь нет. И поправился: нет, плохо. Будь здесь Дженни, можно было бы рассчитывать на улыбку фортуны.