Андрей Кокоулин - В эфирной полумгле

— Вот что, — Соверен прижал к лицу поданный теплый компресс и встал, — пойдемте-ка со мной, Эмерс. У меня есть для вас несколько поручений.

Он поморщился — французская вода все же жгла как адов огонь.

В кабинете Соверен скинул халат, одел панталоны, гольфы, тонкую сорочку, жилетку, светлые брюки и просунул руки в рукава темно-синего сюртука.

— Мне бы хотелось, чтобы вы взяли напрокат экипаж у Смитсонов, — щелкнув крышкой бюро, он выбрал из кучи медных и серебряных монет несколько шиллингов.

— С извозчиком?

— Обязательно, — монеты упали в ладонь старика. — А еще дошли бы до миссис Фрауч и наняли ее с сестрой на приведение дома в порядок.

Эмерс наклонил голову.

— Конечно, сэр, — произнес он. — Но осмелюсь спросить…

Соверен, заряжая «адамс» патронами из коробки, поднял глаза.

— Да?

После бритья его узкое лицо, помолодев, стало похоже на лицо упрямого мальчишки.

— Вы… вы хотите оживить мисс Анну?

Взгляд Соверена похолодел.

— Это не твое дело, Эмерс.

— Извините, сэр, но, боюсь, этот господин вас обманет.

Соверен защелкнул барабан револьвера.

— Почему это? Ты знаешь что-то об «Эфирных механизмах»?

— Нет, сэр, но эта кукла… В ней было что-то дьявольское.

Соверен рассмеялся, пряча оружие в сюртучный карман.

— То же самое ты говорил про паровой котел и поршни!

— Это другое, сэр! — затряс головой Эмерс. — Ходят слухи, что это и не эфир вовсе!

— Конечно, — кивнул Соверен, — что это тогда? Зловонное дыхание Сатаны?

Старик дернул губой.

— Вы можете смеяться, сэр, но кое-кто так и думает. Люди видели его жуткие машины у кладбища за Эмптон-роуд.

— Идите уже, Эмерс.

Слуга постоял, затем опустил плечи и поплелся в холл. Соверен лениво слушал, как он копошится там, одеваясь, как нащупывает ботинки, но совершенно не ожидал, что Эмерс объявится в кабинете вновь.

Настроен строптивец был решительно, наставленный палец подрагивал.

— Я видел, сэр, как он поймал вас, — заговорил старик. — На крючок, сэр. Я знаю, что вы любите Анну, но она… Она ушла, сэр.

— Заткнись! — рявкнул Соверен.

— Я не знаю, какую сделку вы заключили, — сказал Эмерс. — Но она не принесет вам добра. Вы видели «Театр мертвецов»?

— Что?

— «Театр мертвецов». Вход — два пенса. В партер и ложи — шиллинг. Это театр, где играют мертвецы. Все до одного.

— На эфирных батареях?

— Скорее всего, сэр.

— И что?

— Я ушел через пять минут. Они просто ходят или стоят, сталкиваются. Еще дерутся. Многих это очень смешит.

— Интересно. И где это?

— В двух кварталах отсюда. На Хантер-стрит. Там и вывеска. Эти мертвецы — уже не люди! А лампы? Эфирные лампы сейчас висят везде. Такие стеклянные колбы с абажуром, сэр. Еще свет от них противный, зеленоватый. А стержень внутри — серебряный!

Эмерс посмотрел так, будто раскрыл великую тайну. Соверен покашлял в кулак, скрывая улыбку. Да уж, серебро — это страшно!

— Идите, Эмерс. Мне действительно нужен экипаж.

— Что ж, сэр, как вам будет угодно.

Недовольный старик вышел из дома, на ходу застегивая пуговицы пальто.

Серебро. И что — серебро? Соверен, хмыкнув, повертел в пальцах дырявый шиллинг. Чтобы скоротать ожидание, он совершил обход дома, наверное, впервые за полгода удивляясь, в какое запустение пришли комнаты.

Кошмар! Сырость. Грязь. Следы мышей в виде катышков и огрызков. Там, где посуше — пыль. Соверен обрывал шторы и впускал свет.

Если уж Анна… Если… Нет, думалось ему, это все не годится.

Странным образом слова Эмерса окончательно утвердили его в мысли, что Анна оживет. Раз есть целый театр…

Переходя из комнаты в комнату, он намечал как все перестроит, переставит, сделает светлым. Как Анна и мечтала. Прочь темные тона! Прочь рухлядь, поколениями занимающую место! Узкие окна — прочь!

Соверену вспомнилось, как он показывал Анне дом, и она зябко поводила плечами. Черт возьми, у него всегда будет натоплено! А машину можно будет приспособить под паровое отопление, заказать трубы…

Сколько дел!

Он расхохотался, чувствуя себя пьяным, возбужденным. Живым. Блеклые отражения взирали настороженно. В доме давно уже так, с вызовом, не смеялись.

— К черту все!

У окна на втором этаже Соверен на минуту застыл. За стеклом открывался вид поверх ограды на перелесок и Терезу, которая нет-нет да и проглядывала сквозь клочья тумана, холодная, ленивая, несущая по течению баржи с углем и грузовые вельботы. За Терезой темнел, укутанный смогом, промышленный Бэрнгем.