Наталья Игнатова - Смена климата

А, ну все в порядке, все слова знакомые, но о чем речь, будучи в своем уме — не догадаешься.

— Он заберет Этьена, — сказал Алаа.

— Он уже убил его.

— Еще нет. Но заберет и убьет под черным солнцем, если ты не оставишь себе его сердце.

— Заткнитесь оба! — велел Хасан.

Что бы ни обсуждали эти двое, разговор Занозе не нравился, и прежде чем позволить им продолжать, следовало понять, что происходит.

— Переводи.

— Мне нужно съесть ублюдка, — Заноза впервые взглянул на полураздавленное, уже не кровоточащее сердце. — Допить кровь отсюда будет достаточно.

— Нельзя.

— Знаю. Но если я его съем, Стив уйдет туда, где черное солнце. А если сожгу, Арса его… переварит.

Съедать Арсу было нельзя. Отягощенная безумием душа, несъедобна. Арса не погибнет, он продолжит драться за себя, будет пытаться захватить власть над телом. Он и так заразил Занозу сумасшествием и проклятием hayvan, а съеденный заразит еще и собой.

Хасан знал Занозу не слишком давно, но уже слишком хорошо. И ясно было, что Арсу тот не сожжет, и никому не даст сжечь. И ясно было, что свобода Этьена Лероя была ему дороже собственной. Можно было отобрать сердце и спалить самому. Да, а еще можно было сразу отказать Занозе в праве принимать какие бы то ни было решения. И если уж говорить о съедении вампиров, то из всех присутствующих только Хасан и имел такой опыт.

Неоднократный.

Скорее всего, он за свои шестьдесят пять лет съел больше вампиров, чем кто угодно из населяющих Землю мертвецов.

— Давай, я, — он протянул руку. — Я хоть знаю, как это делается.

— Агащаз! — Заноза отступил и спрятал сердце за спину, — ты его сожрешь, спятишь, сделаешь со мной всякое… нет, пойми правильно, я не против, но у нас король уже старенький.

Хасан с подозрением взглянул на Алаа. Тот ведь все еще использовал «снимающие завесу» дайны, чтоб удерживать Слуг в недееспособном состоянии. Может, он с дайнами и свое проклятие распространял? То, что не позволяло понятно изъясняться.

— Сумасшедший не может быть Посредником, — объяснил Заноза, — кто будет короновать принца Ричарда, когда преставится король Филипп? Если не ты, то кто? Посредники только в Азии остались. Ты хотя бы европеец.

— Турок.

— Я тебя умоляю!

— Мистер Намик-Карасар, — осторожно произнес Алаа, — мне уже можно говорить?

Шайтан! Хасан же сам велел ему заткнуться.

Но кто мог ожидать, что тийрмастер выполнит распоряжение, да еще и поймет так буквально?

— Говорите, — Хасан не сводил взгляда с Занозы, который продолжал пятиться, — а ты переводи.

— Его сердце давно не его.

— Неправда! — Заноза зашипел. — Я не забираю души, у меня нет чужих душ, я не демон! Никаких душ не существует! И демонов.

— Ничего не изменится, — тийрмастер демонстрировал терпение, на какое Хасан только себя считал способным, — Заноза по-прежнему не сможет спать, ратун по-прежнему будет любить его, Этьен по-прежнему будет свободен.

— А вот это правда, — Заноза перестал шипеть, остановился и облизал окровавленные пальцы, — слышал, да? Никто ничем не рискует. А о том, что я днем не сплю мистер Алаа всегда знал, он же про всех все знает. Но никому не скажет…

Остановился. Потерял бдительность…

Они прыгнули одновременно. Хасан — к Занозе. Заноза — на верхнюю палубу. Там он вгрызся в сердце зубами и высосал остатки крови.

Хасан помнил, как это — поглощать чужую душу. Смертельный «поцелуй», для внешнего наблюдателя продолжающийся не больше двух секунд, для тех, кто вовлечен в него, длится часы, а порой и дни. Бой, начавшийся с первого глотка крови, продолжается до полного уничтожения одной из личностей. Так Арса все время с момента убийства Лероя сражался с его душой, пытаясь поглотить ее, «переварить», как говорил Заноза. Рано или поздно он сделал бы это — у безумцев неоспоримое преимущество в таких боях, а Арса, даже будь он нормальным, превосходил Лероя силой крови, и все равно победил бы.

Заноза стряхнул с пальцев оставшуюся от сердца пыль и опасливо глянул вниз:

— Ты меня бить не будешь?

— Evladın var mı, derdin var [33] У кого есть дети — есть и проблемы. Турецкая пословица. .

— Блин! Я вообще не ребенок!

— Тогда буду бить.

Мог бы, между прочим. По большей части рука на паршивца не поднималась, или, когда Заноза откровенно напрашивался, Хасан сдерживался просто из принципа. Сейчас Заноза не напрашивался, а рука очень даже поднялась бы, но… он же не сделал ничего плохого.

— Никакой разницы, — Заноза спрыгнул. Постоял, прислушиваясь к себе. — Никакой. Вообще. Я его по-прежнему ненавижу, но знаю, что он подох. Если б его ты съел, он был бы в тебе. Так или иначе. А во мне — нет. Меня же нет.